Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Полуян Вадим Петрович

Юрий зазевался на суету вне дворцовой ограды. Хлипкий посадский малый нёс по тюку на каждом плече. Должно быть, весь свой домашний скарб. Множество горожан из застенья спешили укрыть в крепости нажитое добро. Парень было затерялся в толпе, вдруг один из тюков рухнул наземь, Платье, меха, серебряная посуда рассыпались по деревянной брусчатке. Пока хозяин нагнулся, от рухляди ничего не осталось.

–  Брат, полезай в карету!
– перекрыл крик бедолаги княжич Василий.

Тронулись. Колеса загрохотали. Кони

зафыркали.

–  Но, н-но! Сторонись!
– защёлкал бичом возница.

–  Сбежал твой дядька, отпрыск окупного князька!
– ухмыльнулся Василий.

Братья сидели вдвоём, обставленные сумками и коробами.

–  Степанида урядливей твоего пестуна-героя, - ответил Юрий подковыркой на подковырку.
– Меня вон как снарядила! А тебя...

–  Матунька до отъезда успела посетить усыпальницы свекрови и свёкра, - заговорил вовсе о другом старший брат.
– Дед наш, великий князь Иоанн Иоаннович, опочил восемнадцать лет тому, когда татуньке было всего четырнадцать. Бабка же Александра, в иночестве Мария, великая княгиня его, умерла ровно через четыре дня. Он похоронен в Архангельском соборе, она - в приделе Спасского монастыря. Вот матунька и просила молитв умерших, дабы нам поздорову окончить опасный путь.

–  С нами владыка Киприан, - начал было Юрий и осёкся.

Их остановили ни с того ни с сего у Фроловских ворот. Каретная дверца отворилась рывком. Просунулась мужичья голова в поярковом колпаке. Морщинистый лоб, глаза-уголья, нос, как перезрелая слива, а далее борода, борода...

–  Ого, нагрузились, как победители из похода!
– исторг гром чёрный рот, присовокупляя к обычным словам запретные.

Простолюдин в чёрной однорядке до пят, однако верхом на коне и в богатом седле, важно заговорил:

–  Мы вас, великая княгиня с боярынями, этак не выпустим. Заворачивайте назад.

Раздался взволнованный, возмущённый голос Евдокии Дмитриевны:

–  Как же так? Митрополит сказал, что договорился: нас не задержат, не обидят и не ограбят.

Вокруг карет загомонили явно не ратники, а ремесленники:

–  Твой муж бежал и сама бежишь?

–  Мы люди не вящие, нас можно под нож татарину!

–  Парья, не открывайте ворота! Пусть бывшие властодержцы защищают с нами Москву!

Всадник в однорядке вскинул ладонь:

–  А-а-атступи! Прекрати!
– Потом, оттеснив мужиков, склонился с седла, заговорил с великой княгиней: - Не бойся, государыня! Отпустим тебя. Только святости, то бишь золотые иконы, серебряные кресты, а также ценные кубки, ларцы, дорогие каменья, ну и всё прочее в этом роде увезти не дадим. Вели вернуть в свой терем и сокрыть где-нигде. Митрополит уж исполнил это. Не мешкай и ты. А то я сию минуту ещё здесь приказываю, а в следующую - меня по шапке. Тогда уж не обессудь!

Юрий с братом, прильнув к оконцу, видели, как Евдокия

Дмитриевна ступила на землю и вдвоём с золовкой Анной распоряжалась. Особые короба челядинки укладывали в освобождённый, открытый задний возок, так называемые летние сани. Уложить-то женские руки уложили проворно, а вот отвезти и надёжно скрыть... тут женские головы запокачивались растерянно. Ни одна услужница за такое трудное дело отвечать не решалась. Окольчуженный, вооружённый Осей даже не сошёл с коня предложить свои услуги: не военное дело укрывать коробья. Он привык не прятать, а защищать добро. Великая княгиня, глянув в его сторону, не обратилась за помощью.

–  Заставь, мать моя, дворского, Трофима Волка. Кому как не ему...
– начала подавать совет Анна Ивановна.

Евдокия перебила её:

–  Трофима я загодя послала в Переяславль готовить наш приезд.

Тут из-за перегруженных летних саней показался запыхавшийся Борис Галицкий.

–  Госпожа, доверь мне спроворить важную услугу. Всё исполню и догоню вас где-нибудь за обителью Святой Троицы.

Государыня вопросительно глянула на княгиню Анну, та пожала плечами. Из кареть! подала голос Елена Ольгердовна:

–  Для колебаний нет времени!

Евдокия Дмитриевна была вынуждена кивнуть отпрыску галицких княжат, почти незнакомцу:

–  Бог в помощь! Коль успешно исполнишь дело, великий князь окажет тебе боярство.

Дядька поклонился:

–  Благодарствую на щедром посуле!

Его и перегруженных летних саней след простыл. Отпущенный поезд прополз ужом в незапертые ворота.

В застенье Юрий сразу же задохнулся. Вместо воздуха - дым. Он просачивался в карету, как в деревянный трюм тонущего судна. Отчаянные московляне жгли свой посад.

–  Задыхаюсь!
– застонал восьмилетний княжич.
– Братец, зачем жгут?

–  Дыши мелкими глотками, - учил Василий.
– Маши ладонью у рта. А жгут затем, чтоб спасти крепость от примёта.

–  Какого примёта?
– невдомёк было Юрию.

–  Это особый способ приступа при осаде, - пояснял старший брат.
– Чтобы войску подойти к стенам через ров, окружающий Кремль, надо построить мосты. Вот и достают для них брёвна, разбирая посадское жилье. А коли всё выжжено дотла, брёвнышко-то будет для осаждающих на вес золота.

Юрию слышалось, как пожар шипит, трещит, щёлкает. Однако то щёлкали не лопающиеся стены изб, а бичи возниц, которые вовсю понуждали конские четвёрки, дабы поскорее выскользнуть из дымной морилки.

У моста за Неглинкой поезд сызнова замер. Евдокия Дмитриевна приоткрыла дверцу своей кареты:

–  Что ещё стряслось?

К ней подскакал Осей:

–  Владыка поворотил на Тверскую. Нам же надо в Устретенские ворота.

–  Митрополит едет не туда?
– теребил Юрий Василия.