Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
– Молитвами священноинока Кирилла, - вслух подумал князь.
Жена спросила:
– О ком ты говоришь, мой свет?
Юрий обещал после изъяснить. Анастасия весело сказала:
– Не томи, открой, Борис Васильич, с чем нежданно прибыл. Видишь, я не утерпела выйти.
Галицкий вынужден был повторить как можно легче всё тяжёлое, что говорил до этого. От слова к слову таяла весёлость на лице Анастасии. Однако она справилась с собой. Встряхнула головой, взяла хворост с только что поставленного блюда, попросила ягодного
На неё глядя, и боярин с князем приосанились. Велели слугам зажечь все светильники. Пусть в большой палате не останется ни одного тёмного угла.
– Я тебе скажу вот что, дорогой супруг мой, - заговорила княгиня.
– Грамоты духовные напишутся да перепишутся. Государь наш далеко не стар. Хворает? Я тоже нынче хворала. Нам с ним жить да жить! За это время много перемен может случиться. Хитрец и самовластец, старик Витовт, может облегчить землю своим уходом. Отрок Василий... Что-то он мне показался...
Князь замахал руками:
– Ах, душа моя, не надо! Лучше дай, Борис, представить нам получше, как превозмог ты февральский путь, как одолел яростные пурги-вьюги.
Галицкий расправил залихватские усы:
– С чего начать? Разбойные засеки сейчас не столь страшны, как снежные заносы: иной раз коню по брюхо. Мужики ленятся лопатить: нынче надсадишься, завтра вся работа прахом!
Вошёл дворский-Ларион Фомин.
– Господин князь Юрий! Из Москвы митрополичий посол прибыл, Иакинф Слебятев.
Все, единой силой поднятые, вышли в сени. Там стоял гонец:
– Великий государь Василий Дмитриевич всея Руси в двадцать седьмой день февраля в третьем часу ночи предстал пред Богом!
Часть четвёртая. ХАНСКИЙ СУД
1
Князь утёр навернувшуюся слезу, задал печальный вопрос:
– Государя-брата похоронили?
Слебятев оповестил:
– Погребение отложено в ожидании твоей милости и Константина Дмитрича. Он, переезжаючи в Москву, завершает дела в Новгороде. Завтра должен прибыть.
Юрий сызнова поднёс платок к глазам. Представил последнюю встречу с братом Василием. Ах, зачем она кончилась так нелепо? Вместе выросли, многое совершали сообща.
– Каковы ещё твои слова к нашему князю?
– помогал Иакинфу Галицкий высказаться до конца.
Посол
– Его высокопреосвященство святитель Фотий хочет поручить Юрию Дмитричу старейшинство великого княжения...
– То есть, - уточнил Морозов, - богомолец наш признал права старейшего на стол московский?
Слебятев прояснил:
– Святитель разумеет под старейшинством первое место в Великокняжеском Совете при юном государе Василии Васильиче, что унаследовал престол согласно завещанию родителя.
Повисла тягостная тишина. Молчал сам князь, молчала и его княгиня. Борис сказал, прямо обращаясь к господину:
– Святителев боярин сделал своё дело. Он может быть отпущен. Как повелишь, государь?
Услышав обращение к себе, до сих пор более приличествующее старшему брату, Юрий Дмитрич встал:
– Поезжай, Иакинф. Испроси моей семье благословения у богомольца нашего. Храни тебя Господь в пути.
Все поднялись. Посол откланялся.
Затем князь первый покинул Крестовую, за ним - княгиня и их присные. Супруги удалились в Юрьев деловой покой. Жена не оставляла мужа. Он опустился в кресло и закрыл лицо руками.
– Брата моего... старшего брата... больше нет!
Анастасия опустила руку на мужнее плечо:
– Утешься, свет! Наберись духу. Ты отныне старший!
Князь, не поднимая голов, молвил:
– Он был мне вместо отца.
Княгиня, сев на подлокотник, обняла супруга, горько прошептала:
– Теперь тебе вместо отца - племянник.
Юрий долго безмолвствовал.
Анастасия оторвалась от его брезжущих сквозь смоль седин, пересекла покой, остановилась перед образом Спасителя. Усердно принялась шептать молитву. Князь в её шёпоте узнал седьмой псалом Давидов:
– Господи Боже мой! На Тебя уповаю: спаси от всех гонителей и избавь... Если я что сделал, если есть неправда в руках моих, если платил злом тому, кто был со мной в мире, я, который спасал даже того, кто без причины стал моим врагом, пусть враг преследует душу мою и настигнет, пусть втопчет в землю жизнь мою и славу повергнет в прах. Господи, во гневе, подвигнись против неистовства врагом моих, пробудись для меня на суд... Суди, господи, по правде моей... Вот нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь, рыл ров и выкопал его...
– Настасьюшка, - взмолился Юрий, поднимая голову, - нет сил! О ком ты?
Она продолжила молиться, сомкнув уста. Потом оборотилась:
– Враги твои - Васильевы бояре. При брате-государе ты был для них всегда далёк. При государе же племяннике будешь отодвинут ещё дальше. Сегодня у тебя нет сил. Теперь до конца дней держи в тесноте сердце, свяжи душу. Оковы уже поданы...
Князь поглядел на образ, на величественный лик жены и почему-то на свои трясущиеся, ставшие морщинистыми руки. Резко поднялся, выпрямился и воззвал глухо, внутрь себя: