Плененная во тьме
Шрифт:
– Я не знаю, что он со мной сделает.
На мгновение она замолчала, после чего опять начала мне что-то говорить, но Шкет вырвал у меня из рук трубку и весьма красноречиво объяснил ей, что со мной случится, если она не появится с деньгами.
В эти дни, где бы я не оказалась, я постоянно была чьей-то собственностью.
Он посмотрел на меня. 'Все-таки надо было звонить в полицию', подумала я, глядя на него в ответ.
Но я знала, что раз моя собственная мать не собиралась помогать мне, то полиции и подавно не будет
У меня был выбор между плохо, хуже, и просто ужасно. То есть, его у меня не было вообще.
– Валим отсюда, сейчас же.
Я даже не удосужилась спросить куда.
По моей оценке, мы ехали слишком быстро, чтобы спрыгнуть, но в моей душе все еще теплился маленький лучик надежды, что этот запутанный план сработает, и я, наконец-то, буду свободна.
Когда мотоцикл Шкета замедлил ход, мое сердце, напротив, ускорило свое биение. Мы направлялись в сторону Чиуауа. Николь обещала встретить нас там завтра вечером с деньгами.
Я понятия не имела, как она собиралась это сделать. И хуже всего было то, что я не знала, сможетли она вообще это сделать. Единственное, о чем я знала, это о том, что она сказала Шкету, что будет там с деньгами. И даже если она блефовала - что было уже неважно - этим она дарила мне немного времени. Но сначала, мы должны были сделать остановку и забрать остальную часть 'банды' этого грязного байкера. Я вовсе не была в восторге от перспективы встречи с такими же людьми, как Шкет, но как обычно, у меня не было ни выбора, ни возможности возразить.
Я сильнее укуталась в пиджак Калеба. Его запах медленно заполнил мои ноздри, возвращая мои мысли к нему.
Что же теперь будет? Искал ли он меня? И почему размышления на эту тему вызывали во мне как страх, так и надежду? Надежду на что?
На мгновение, я пожалела о том, что не осталась лежать рядом с ним в постели, предоставляя ему возможность быть ко мне добрым. Возможно, он, в конце концов, отпустил бы меня.
Я крепко закрыла глаза. Ты все сделала правильно, Ливви. Это может сработать, может.
Когда мы подъехали к полуразвалившемуся дому, я услышала гул смеющихся, кричащих и болтающих голосов, вперемешку с орущей рок-музыкой.
Я пошатнулась и чуть не упала, пытаясь слезть с мотоцикла, на что Шкет, направляясь к двери, засмеялся.
– Осторожно, малышка, ты же не хочешь, чтобы моя ласточка приземлилась на тебя.
Мне эта шутка ни фига не показалась смешной.
Он открыл дверь дома, и из него полилось нечто, своей интенсивностью перекрывающее шум грохочущей музыки - запах марихуаны. Я оставалась стоять снаружи, сетуя на каждое принятое мною решение, которое привело меня сюда, но потом все-таки зашла внутрь.
Все разговоры стихли. Девять байкеров, среди которых была одна девушка, повернулись в нашу сторону и уставились на меня. Я напряглась, увидев их наглые взгляды - у большей части недоуменные, а у остальных, по-видимому, возбужденные.
–
Я решила назваться вымышленным именем по той простой причине, что не хотела говорить им своего настоящего.
– Никто ее не трахает, - он окинул меня похотливым взглядом, - пока она сама не захочет.
В доме все еще стояла тишина, за исключением полной версии Ноябрьского дождя, дребезжащего из паршивых колонок полудохлого магнитофона. Я сильнее укуталась в пиджак Калеба - еще одна его успокаивающая частичка, еще одно решение, о котором я сожалела. Вся эта дребедень была сплошной изощренной иронией.
Шкет повернулся ко мне, завершая знакомство, - Джессика, это Джокер, Дымок, Казанова, Вонючка, Бостон, Эйб, Свин, Малыш и его телочка Нэнси.
Кому, на хрен, это было интересно? Явно не мне. Я просто тупо смотрела на всех них и ни на кого в частности. Только Нэнси смерила меня ехидным взглядом, как будто в качестве приветствия я назвала ее сучкой. Я молчала.
Бедная жизнь в Лос-Анджелесе успела меня кое-чему научить: нельзя показывать слабость, но и нельзя смотреть слишком дерзко, чтобы никто не принял это как вызов, и не решил со мной связаться.
Я посмотрела на всех присутствующих, ненадолго задерживая взгляд на некоторых из них, затем уводя глаза в сторону, и ничего не ответив, просто неопределенно кивнула в знак приветствия. Лучше бы Калеб научил меня чему-то более полезному, а не тому, как противостоять его сильной руке на моей голой заднице.
Вспомнив об этом, из меня чуть не вырвался истерический хохот, но я вовремя прикусила язык. Я не собиралась трусить, не тогда, когда я должна быть начеку.
– Нэнси, почему бы тебе не отвести Джессику наверх и не накормить ее, пока мы будем собираться в дорогу. Я хочу выехать в Чиуауа завтра на рассвете.
На слова Шкета, Нэнси закатила глаза, после чего, посмотрев на меня, произнесла, - Ладно, пошли.
Она повела меня через маленький коридор в другую комнату, все убранство которой состояло из нескольких грязных надувных матрасов и сваленной в кучу одежды, которая, судя по тому, как была разбросана по полу, служила еще подушками и простынями.
Направляясь вглубь комнаты, она со злостью отпихивала валяющееся всюду шмотье и остановилась у очередной 'кровати', захламленной тряпьем, косметикой, лаком для волос и множеством поштучных презервативов.
Ничего не сказав, я отвела взгляд.
– Слушай сюда, девочка. Тебе лучше либо заплатить за еду, либо возместить то, что ты съешь, потому как у меня нет свободных деньжат, чтобы пускать их по ветру на всех подряд.
Я снова промолчала, смотря на нее в легком шоке. Вот вам и женская солидарность, сопереживание и поддержка. Но я, видимо, слишком многого хотела. Калеб научил меня не ожидать какого-либо сочувствия или принимать слабую имитацию за само сочувствие… даже если сам порой демонстрировал его в маленьких дозах. Мне нужно перестать думать об этом сукином сыне.