Пленница греха
Шрифт:
— Вы собираетесь восстанавливать дом?
К ее удивлению, глаза его блеснули.
— Я снесу его и построю современную виллу.
Потрясенная, Чариз вскочила со скамьи.
— Это было бы актом непростительного вандализма.
Гидеон тихо рассмеялся:
— Я вас просто дразню, мисс Уотсон. Я заметил ваше пристрастное отношение к Пенрину.
— Не могу поверить в то, что вам все равно. Этот дом нуждается в любви.
— Это всего лишь кирпичи и камень, — сказал Гидеон примирительно.
— Вы по-другому будете к нему относиться, когда у вас появятся
Краткий миг непринужденности закончился.
— Я не собираюсь жениться, — процедил он сквозь зубы.
— Конечно же, вы женитесь. Вы молоды, красивы, вы…
Он заставил ее замолчать резким взмахом руки.
— Не заставляйте меня краснеть, мисс Уотсон.
Его сарказм больно ранил ее, хотя она понимала, что заслужила, чтобы ее осадили. Щеки ее горели от унижения и стыда.
— Простите, — тихо произнесла она. — Я не имела права этого говорить. Вы, должно быть, считаете, что я дурно воспитана.
— Нет.
Просто «нет»? Как следует его понимать? Что он думает о ней? Чариз с трудом подавила желание задать ему все эти вопросы, но вовремя прикусила язык и сменила тему.
— Выйдя из дома, я искала тропинку, которая ведет к пляжу.
Он неодобрительно поджал губы.
— Спуск крутой и опасен для леди. По крайней мере девять лет назад он был таким. Подозреваю, что сейчас дела обстоят еще хуже. Лучше не выходите за пределы усадьбы.
Леди Чариз Уэстон на этом закрыла бы тему и позволила ему вернуться к работе, как он, очевидно, желал. Сара Уотсон была особой более требовательной. Ей отчаянно хотелось отвоевать еще несколько минут его внимания.
— Мы можем хотя бы попытаться?
Внезапно лицо его осветилось веселым удивлением. Он сразу стал выглядеть на несколько лет моложе.
— Вы упрямая малышка, верно?
И что ее удивило еще сильнее, черные глаза его скользнули по ее телу. Он оценивал ее по всем статьям, как порой неосознанно оценивает мужчина приглянувшуюся ему женщину. Между ними мгновенно возникло сильнейшее напряжение. Чариз бросило в жар, сердце подпрыгнуло и ухнуло вниз. Соски стремительно набухли и отвердели, и что-то теплое растаяло внизу живота.
Сильные, незнакомые доселе ощущения напугали Чариз. Ей показалось, будто тело, которое она знала двадцать лет, внезапно стало чужим. С каждым судорожным вздохом твердеющие соски натягивали ткань рубашки. И это трение сводило ее с ума, она не могла его остановить и от этого пришла в ярость.
Она подняла дрожащую руку к груди, чтобы ослабить боль, и лишь затем поняла, что она сделала. Лицо ее пылало. Он не мог не заметить ее состояния. Она была бы рада, если бы в этот момент земля разверзлась и поглотила ее, как кит поглотил Иона.
Чариз опустила голову, пытаясь скрыть свою постыдную реакцию, чтобы прервать этот обжигающий контакт — глаза в глаза.
— Насчет малышки не вполне верно, — пробормотала она и, отвернувшись, оторвала листок от камелии.
— Нет, возможно, нет.
Он хрипло рассмеялся. Смех его был горьким,
— Давайте я покажу вам наш замечательный пляж.
Чариз судорожно вздохнула.
— С удовольствием, — ответила она едва слышно.
Чувствуя себя глупейшим созданием на земле, она уронила оборванные листья на землю и отважилась поднять на него глаза и посмотреть снизу вверх из-под ресниц. Она ожидала увидеть гнев, или презрение, или даже брезгливость, но выражение его лица, как это часто бывало, оставалось полной загадкой. Может ли быть так, что он не заметил, как она смутилась?
По крайней мере он все еще был здесь. Более того, он планировал проводить ее до пляжа. Боясь вздохнуть, она ждала, что он возьмет ее под руку, но он лишь жестом указал на заросшую тропинку и пошел следом.
Когда на пути их возникло препятствие в виде разросшегося куста рододендронов, сэр Гидеон вышел вперед. Как и все в Пенрине, сад был сильно запущен. Чариз знала, что глупо так думать, но она чувствовала, словно дом взывает к ней и молит о том, чтобы она его спасла, чтобы вдохнула в него жизнь.
Глупая фантазия. Она всего лишь гостья в этом красивом месте. Скоро она уедет, и Пенрин, как и его хозяин, быстро забудут о ней.
Сердце разрывалось от этой мысли.
Хозяин дома был таким же неухоженным, как и усадьба. Чариз изучала взглядом его высокую фигуру, когда он прокладывал для нее тропинку. На нем были бриджи и рубашка, сапоги — старые, поношенные. И все же он был само великолепие. Пульс ее, который начал приходить в норму, снова пустился в галоп. Воображение рисовало Гидеона стоящим на носу корабля. В ухе у него — золотая серьга. За поясом — абордажная сабля. В зубах нож.
Гидеон остановился, чтобы приподнять над головой колючую ветку ежевичного куста.
— Чему вы улыбаетесь?
Чариз не осознавала, что улыбается.
— Среди ваших предков были пираты?
— Черный Джек Тревитик был одним из «морских ястребов» Елизаветы.
Когда Чариз проходила мимо, Гидеон одарил ее улыбкой, которую иначе как дьявольской не назовешь. Ее сердце сделало сальто. Да поможет ей Бог.
— Его портрет висит в длинной галерее. По крайней мере раньше он там висел. Черный Джек очень похож на меня. Мой отец и брат пошли в родню со стороны моей бабушки, Сент-Леджер. Но я от макушки до пят Черный Тревитик.
— Вы говорите так из-за цвета волос?
— Отчасти да. И еще из-за дурного характера, дурных склонностей, жестокого сердца, и вообще потому, что я черная овца в стаде.
Она не смогла сдержать удивленного смеха, пробираясь сквозь заросли. Теперь она шла первой.
— Господи. Я должна дрожать от страха в вашем присутствии.
Но конечно, это было не так. Общество Гидеона Тревитика было возбуждающим, как шампанское. Он волновал ее сильнее, чем кто бы то ни было до него. Он смущал ее, тревожил, мучил. И все же ей было страшно представить, что, покинув Пенрин, она, возможно, никогда больше не услышит его голоса.