Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов
Шрифт:
Ньол хихикнул:
– Да уж. – И добавил, помолчав: – Они как будто совсем не двигаются, а?
– Это не орбитальные спутники. Они привязаны к земной поверхности.
– Странно. Но сегодня, пожалуй, все странно.
Сложная сеть точек высоко в небе медленно разгоралась, так, будто менялось солнечное освещение. Ньол задумался о том, какую форму имеют эти объекты и нельзя ли определить ее, наблюдая за их взаимодействием с заходящим солнцем. Наверное, можно.
– И почему мы с тобой никогда не заговаривали о детях? – спросил Ньол.
–
– Нет. Просто подумал, что, будь у нас дети, сейчас все было бы куда ужаснее.
Синния кивнула.
– Ты с кем разговаривал?
– С Илси. Ей удалось найти нору. Они там собирают продовольствие, готовятся… не знаю, к чему, собственно, готовятся. Может, думают оседлать бурю.
Синния с усилием оторвала взгляд от неба.
– Пойдем к ним?
– Не знаю. Это все от страха. Каждый реагирует по-своему. Но… звучит неприятно. Если те, – он указал наверх, – задумали убить всех нас, думаю, это не поможет.
– Значит, по-твоему, нам ничто не грозит?
Он не понял, что прорезалось в ее голосе: надежда, недоверие или некая смесь эмоций.
– Здесь, вероятно, так же безопасно, как в подземелье с Тоннером Фрейсом. И при этом приятнее.
Синния всплеснула руками, как всегда, когда теряла терпение. Ньол ощутил некоторое раздражение, но сдержался.
– Но надо ведь что-то делать, – сказала она.
Он кивнул, выждав, чтобы ответ не прозвучал очень резко.
– Что же мы можем сделать?
Она взглянула в грозное небо и опустила глаза. Ньол шагнул к садовому сарайчику. Садовые перчатки висели на обычном месте, и он, как обычно, встряхнул их, прежде чем надеть. В пальцах перчаток не прятались насекомые, но он привык делать так. И заметил это только сейчас – в этот день все казалось слишком уж настоящим. Насущным. Он натянул перчатки; кожа за день чуть отсырела. Возвращаясь, он встретился с Синнией, которая тоже направилась к сараю.
Он встал на колени перед ближайшей грядкой и осторожно разгреб землю, открыв еще не пробившиеся ростки. Их было немного: одни, почти белые с зеленоватым оттенком, обладали ДНК, другие, розоватые, относились к квазикристаллам. Он принялся выдергивать их двумя пальцами, расчищая место для экспериментальных бобов, обвивавших деревянную решетку. Оставишь сорняки, и они сольются в почти неразличимую густую зелень, чтобы лучше впитывать свет солнца. Синния встала на колени у другого конца грядки и поглядела на темную почву. Солнечный свет уже стал красноватым. Запах свежей земли радовал, как аромат духов, и Ньол заметил, что его плечи немного расслабились: ушло напряжение, которое, как он знал теоретически, владело его телом. Если придет война, пусть она застанет их в саду, за работой.
На мощеной дорожке бок о бок лежали ростки – бледно-зеленые вместе с розовыми; корешки открыты беспощадному воздуху. Ньолу пришло в голову – не в первый раз, как тут же стало понятно, – что он их убивает.
–
Он постоял, думая, что будет продолжение, и, не дождавшись его, опустился задом на пятки. Колени были мокрыми. Над домом и садом уже сгустились сумерки. А чужаки в небе все сверкали, вися возле уже невидимого солнца. Синния тоже села, глубоко, прерывисто вздохнула и обхватила пальцами колени. Губы ее шевелились так, словно она спорила сама с собой.
А заговорила на удивление обыденно. Почти как всегда.
– Я просто хотела сказать – вдруг со мной что-нибудь случится: мне с тобой было хорошо. – Она кивнула, будто одобряла сказанное. – Хорошо было, – повторила она.
– Думаю, мы не так важны, чтобы нами заниматься, любовь моя. Ассистенты в научной лаборатории… Не так уж важно, что мы делаем.
На глазах у Синнии показались слезы.
– Для меня важно.
Ньол вдохнул, и тут раздался голос – словно рядом с ними стоял невидимка. Голос не был ни мужским, ни женским, не имел опознаваемого выговора, но и не казался машинным. Спокойный, властный.
«Вы, каждый в отдельности и все вместе, находитесь под властью Каррикса».
– Кто это сказал? – чуть слышно шепнула Синния.
Ньол не ответил.
«Вы были измерены, и сейчас определяется ваше место в долях. Если вы возмущены переменами, это не имеет значения. Быстро приспособившись, вы уменьшите неудобства для себя и увеличите свою потенциальную полезность. Приготовьтесь».
– «Потенциальная полезность» – звучит зловеще, – заметил Ньол. Затем встал и стянул перчатку с правой руки, чтобы почесать ухо.
«С целью доказать вам, что подчинение неизбежно, – продолжил голос, так, словно услышал Ньола и спешил подтвердить его правоту, – мы убьем всего одну восьмую часть населения».
Ньол вздернул брови. В воздухе раздался визг, и в левую часть груди, между плечевым суставом и шеей, вонзилось жало осы. Он не видел и не слышал ее, но понял, откуда эта резкая боль. Щека почему-то оказалась прижата к земле. Упал, а как, не помнил. Плечо сильно болело, и с рукой что-то было не так, словно он отлежал ее. Синния вскрикнула и бросилась к нему с расширенными от ужаса глазами.
– Все хорошо, – сказал он, а потом дыхание прервалось. Вот неудача: свалиться именно сейчас, когда Синния и без того встревожена. – Ничего. Все в порядке.
Он хотел сесть, но сил почему-то не хватило. Он облизнул губы, почувствовал на языке комочки земли. И удивился, что по вкусу они похожи на кровь.
Это слегка обеспокоило его, но совсем ненадолго.
Кампар подался вперед, словно подгонял транспорт. Кругом визжала ночь. По небу мчались военные летательные аппараты, от рева их двигателей гудела земля. Огни транспортов, спешивших следом, отбрасывали красные отблески на всю местность. Деревья словно двигались в переливах света: огромные солдаты, торопящиеся встать в строй. Дым пахнул химией и ел глаза.