Пленники замкнутой бесконечности

Царицын Владимир

Но Айгур, к своему счастью и счастью Кайи, вспомнил некий эпизод из своего детства. Однажды, когда он был еще совсем маленьким, ему удалось подсмотреть, как родители помогали разродиться их корове — рыжей Зорьке. Айгур с ужасом наблюдал за странным и жутким действом, жалел Зорьку, думая, что у неё порвался живот, и что она умирает. И очень удивлялся, что родители нисколько не опечалены этим событием, а наоборот, радуются и весело переговариваются меж собой. А потом в хлеву, где рожала Зорька, появился маленький телёночек. Он не мог стоять на тонких ножках и всё время падал. Из его животика

в Зорькино нутро тянулась какая-то веревка. Сверкнула сталь в руке отца… папа перерезал эту веревку и перетянул обрезок суровой ниткой…

Женщина конечно не корова, и родиться у неё должен не теленок, а маленький человечек, но всё же что-то общее в этом процессе должно быть, резонно рассудил Айгур. Он стал вспоминать все детали того давнего случая, и память не подвела его.

— Ой, мамочка! — стонала Кайя. — Ой, больно! А-а-а-а!!!

Айгур забрался в повозку.

— Сейчас будешь рожать, — сказал он Кайе.

— Я не умею, — жалобно пролепетала Кайя, размазывая слезы по щекам. — Я боюсь. Я еще ни разу не рожала.

«Ты думаешь, я когда-нибудь принимал роды?» — едва не огрызнулся Айгур, но, решив, что не стоит пугать Кайю, у которой и так душа в эти минуты находилась где-нибудь в пятках, уверенно произнёс:

— Ничего не бойся. Всё будет хорошо. Скоро ты станешь мамой. Тебе будет больно, но ты должна немножко потерпеть.

Айгур поднял подол холщевого платья и мягко, но решительно раздвинул сжатые колени. Кайя с ужасом, смешанным со стыдом, глядела на Айгура, потом крепко зажмурила глаза, целиком положившись на этого странного человека и на свой природный женский инстинкт, впечатанный в подсознание многими поколениями матерей.

Гай, как и положено умудрённому богатым жизненным опытом псу, молча ожидал развязки событий. Прикрыв тяжёлые веки, не спеша, плёл ленивую вязкую паутину грустных собачьих дум. Одновременно Гай прислушивался к ночным шорохам и звукам — шелесту листвы, редким вскрикам ночных птиц, возне насекомых и шажкам мелких зверьков. Из повозки доносились стоны женщины, иногда она резко вскрикивала, и тогда был слышен спокойный и уверенный голос Айгура:

— Давай, давай, напрягайся. Тужься. Еще чуть-чуть…

И вдруг раздался какой-то новый, странный звук, не похожий ни на один из слышанных Гаем раньше. Пёс вскинул уши. Звук был жалобный, но вместе с тем, требовательный и капризный. Гай поднялся, сел на задние лапы и поднял голову. Он увидел счастливого улыбающегося Айгура. Хозяин держал в руках розовый копошащийся комочек, который и издавал этот странный звук. Что-то необычайно нежное и щемящее тёплой тревожной волной вошло в собачью душу вместе с этим криком-писком. Гай, неожиданно для себя, заскулил и по-щенячьи завилял хвостом. Ему страшно захотелось облизать этот комочек, согреть его и на всякий случай защитить от какой-нибудь опасности.

Айгур поднял ребенка повыше, чтобы мать смогла рассмотреть своё чадо в свете факелов.

— Смотри! У тебя родился сын, — сказал он, протягивая ей ребёнка.

Кайя взяла сына на руки, прижала к груди, потом отстранила его от себя и внимательно осмотрела маленькое тщедушное тельце и тёмное от плача, искажённое гримасой обиды личико.

— Да ведь это Бог! —

Кайя счастливо и удивлённо смотрела то на Айгура, то на сына.

— Нет! — возразил Айгур. — Это Человек! Это первый человек в долине, который родился свободным!

Айгур не стал устраивать ночёвки, его сердце рвалось к любимой. Нарвав побольше травы, чтобы молодой матери с сыном было мягче, он снова запряг повозку (буйволы не ушли далеко от людей), привязал к повозке коня и, щёлкая бичом, погнал буйволов в противоположную от Рая сторону. Гай бежал рядом, грозно осматриваясь по сторонам. Теперь, помимо хозяина, появились и другие, кто нуждался в его защите. Буйволы плелись очень медленно, они вообще были ленивыми от природы, а на хлесткие удары бича не обращали никакого внимания. Видя тщетные усилия хозяина, Гай старался помочь, как мог. Он подбегал к быкам сзади, рычал и покусывал их за мясистые бедра. Зубов Гая быки опасались больше, чем бича возницы. Они слегка ускоряли ход, но, пройдя сотню метров, снова замедляли его. Айгур опять щёлкал бичом, а пес опять подгонял их рычанием и покусыванием. С грехом пополам, путники достигли того места, откуда видна была их родная деревня.

— Айгур! — обратилась к нему проснувшаяся Кайя. — А то, что произошло со мной, с тобой и с моим сыном, я имею в виду наше превращение в Богов, это же самое случилось со всеми?

— Мы ни в кого не превращались, — ответил Айгур. — Мы стали такими, какими должны были быть от рождения. Боги делали нас уродами, искривляли наши спины, руки и ноги, превращали наши лица в страшные маски. А себя они делали красавцами, хотя на самом деле, выглядели внешне гораздо отвратительнее нас, людей. Теперь всё стало на свои места. Я сорвал красивые маски с их уродливых лиц, а наши страшные маски упали сами. Теперь мы — люди — всегда будем такими. Мы будем влюбляться, жениться и рожать красивых детей. Таких, каким родился твой сын. Кстати, как ты хочешь его назвать?

Кайя мечтательно подняла глаза к небу. Она шевелила губами, перебирая в памяти различные имена. Потом вдруг перевела взгляд на молодого человека и сказала:

— Я назову его Айгуром, в честь того, кто помог ему появиться на свет. Ты не возражаешь?

— Возражаю… Ты лучше посоветуйся со своим мужем, когда мы приедем. Может быть, он уже придумал ему имя. А в мою честь не надо…

— Почему? Тебе жалко?

— Видишь ли, Кайя… я всегда был отверженным. Люди не любили меня и гнали от себя. Они даже разговаривать со мной не желали. Мое имя произносили с какой-то брезгливостью. Не думаю, что ты сделаешь правильно, если назовешь сына Айгуром.

— Но такое отношение у людей к тебе было тогда, когда они были уродами, а ты красавцем, хоть и с горбом… А теперь, когда все стали Богами…

— Опять ты за своё! Я же объяснял!

— Всё равно, — упрямилась Кайя. — Теперь люди стали другими и они будут благодарны тебе за то, что ты для них сделал.

— Не знаю, не знаю… — покачал головой Айгур.

Вдруг заплакал ребёнок, наверное, проголодался. Счастливая мать поднесла сына к груди, он нашёл сосок, зачмокал. Айгур деликатно отвернулся и звонко щёлкнул бичом над спинами быков.