Пленники
Шрифт:
— Ух! — облегченно выдохнул Гарник. — А я думал, что всю мою жизнь буду мучиться за тебя. Ну, сто пудов с плеч свалилось!.. Да, кстати, слышал ли ты, что твоего приятеля Харченко немцы арестовали? Говорят, был партизаном… Что скажешь?
— Погоди! — остановил товарища Великанов. — Дай ему сперва рассказать, как удалось уйти.
Оник таинственно подмигнул:
— А вы еще не убедились, что для Оника нет ничего невозможного? Ну, убежал. Вернее — выполз. Как кошка. Как тогда, в лагере…
— Погоди, не
— Когда меня схватили в столовой… — И Оник поведал им со всеми подробностями о своих злоключениях.
Его слушали затаив дух. Стефа то вскрикивала, то бледнела, то вытирала слезы, комкая в руке платочек. Она гордилась своим Оником. Нет, не зря она полюбила его. Оник — герой! Не у всякого хватило бы мужества уйти из тюрьмы, зная, что часовой на вышке может каждую минуту обернуться и всадить в спину пулю. Да, Стефа гордилась Оником. Ведь он даже ни разу не укорил Гарника за все перенесенные мучения и страхи.
Великанов восхищенный стиснул локоть друга:
— Ну и везет же тебе, сатана!
— Мне, братец, — самодовольно сказал Оник, — на роду написано это везение. Когда я родился, в тот же день ощенилась наша сука. Бабушка моя тогда же сказала: к счастью! — если парня даже собачья жизнь ожидает — не пропадет. Так оно и сбывается.
— Да, хорошо, что все кончилось! — вздохнула Стефа.
Оник переглянулся с товарищами.
— Кончилось ли? А вдруг идет сейчас по этой улице герр Пельман, заглянет в окно и пригласит нас всех в гости? Шучу, шучу! — засмеялся он и погладил руку вздрогнувшей Стефы. — Мы не пойдем к нему в гости. Нас другая ждет дорога. Впрочем, теперь, после ареста партизана Харченко, Пельман, вероятно, думает обо мне лучше.
— Вовсе он не партизан! — сказала Стефа. — У них была работница, — Надей звать. В тот самый день она скрылась. Говорят, эта Надя действительно была связана с партизанами…
— Вот это здорово! — задумался Оник. — Тогда вся картина меняется. А впрочем… давайте, друзья, готовиться в поход.
— Куда готовиться? — испуганно спросила Стефа.
— Стефа, — ты должна понять — оставаться дольше в Черткове нам невозможно. Надо уходить.
Оник исподлобья посмотрел на Стефу, понимая, что ее мучало.
— Мы же не на век уходим, вернемся, — тихо сказал он. — Я обязательно вернусь, Стефа!.. Куда бы ни занесла меня судьба, что бы со мной ни случилось — все равно вернусь к тебе.
Это было и клятвой и прощанием. Стефа поняла. Едва она удерживала готовые брызнуть слезы.
Гарник и Великанов покосились друг на друга, точно чувствуя себя в чем-то виноватыми. Наступило тяжелое молчание, которое нарушил Оник:
— Мы бы взяли тебя с собой, Стефа, но… Да что говорить! Не всякий мужчина выдержит тягости предстоящего пути. Далека дорога! Да и Марья Андреевна больна, нельзя ее тебе оставлять. Если будешь меня ждать,
Оник пришел назад удрученный и грустный.
— Эх, жалко мне ее, ребята! Чудесная девушка!..
— Да, славная, — вздохнул Великанов. — Но…
— Знаю! Но сердце, — трудно выговорил Оник, благодаря чему эта несколько торжественная фраза прозвучала просто и убедительно, — но сердце мое оставляю здесь. И рано или поздно я возвращусь за ним.
— Будем надеяться, — сказал серьезно Гарник, что оно пребудет в полной сохранности… А теперь давайте-ка подумаем о нашем дальнейшем путешествии.
10
День был хмурый. Опавшие листья цветным ковром покрывали тротуары. Съежившиеся на мокрых деревьях воробьи, словно предчувствуя наступление холодов, уныло чирикали. Блестели капельки росы на маргаритках и астрах, вянувших на клумбах среди двора. Краснело несколько яблок, оставшихся на верхушке голой яблони, Плющ, обвивавший столбики веранды в соседнем доме, недоуменными глазками розовых и голубых цветов смотрел на мир, предчувствуя скорую смерть.
Грустна была природа, печальны были Оник и его товарищи.
Оник стоял у окна.
— Глядите-ка, ребята! — позвал он Гарника и Великанова внезапно дрогнувшим голосом.
Высоко в небе с нежным курлыканьем тянул на юг косяк журавлей.
— Что ты? Расчувствовался, никак? — спросил Великанов.
Оник украдкой вытер глаза.
— Вспомнил дом… Ах, если бы можно было отправить с этими птицами весточку! Они ведь через Армению летят! Мать, наверное, стоит на крыльце. Поднимет глаза — и тихонько спросит, — я знаю ее, обязательно спросит: журавли, нет ли весточки от сына моего?
Он вполголоса запел «Крунк», — Гарник стал тихонько подтягивать.
Время тянулось необычайно медленно. Стрелки дешевеньких часов, висевших на стене, казалось, застыли на месте и передвигались нехотя под тяжестью устремленных на них взглядов. Беглецы ждали Стефу и хозяйскую дочку, — с ними вместе они должны были выйти за околицу. Что ж, полицейские тоже, наверное, влюбляются! Авось, немцы не обратят внимания на прогуливающиеся парочки.
Наконец, пришла дочь хозяйки, а за нею и запыхавшаяся Стефа с корзинкой в руках.
— В городе спокойно? — спросил Великанов.
— Да, немцев сегодня не видно почему-то.
Стефа, смущенно улыбаясь, достала из бумажного свертка шерстяной свитер и протянула Онику.
— Мама послала. Возьми, чтоб не мерзнуть в дороге…
Оник посмотрел в глаза Стефы и вдруг яснее, чем когда-либо до этого, почувствовал, как близка ему эта девушка, как трудно ему будет без нее. Он незаметно пожал ее пальцы и вздохнул.
Затем надел свитер и повернулся к товарищам:
— Ну, не будем времени терять!..