Пленники
Шрифт:
Начало разговора Гарнику крайне не понравилось. Сейчас старуха, пожалуй, спросит: «А почему вы не в армии?» И объясняйся с ней, как хочешь! Хотя бы поезд скорей тронулся, чтобы вопросов старухи не услышали в других купе. Сама-то она, казалось, не была заинтересована, слушают ее или нет. Продолжала разговор с собой:
— Да что старики! Вот вчера мы похоронили соседку. Она бы еще долго прожила. А тут сына убили на фронте. Бедная женщина не смогла выдержать горя!..
Гарник молчал, не показывая лица из-за газеты.
Тогда словоохотливая старуха решила втянуть в беседу Великанова.
—
Великанов замахал руками, давая понять, что он глухонемой. Кажется, это получилось у него убедительно.
Вот не везет: везде какая-нибудь напасть! Будто эта болтливая старуха не могла сесть в другое купе, — обязательно было нужно к ним!
А поезд не трогался. Все еще прибывали пассажиры. Вагон уже был набит битком. Чего же ждет машинист? Может быть, полиция обходит состав, и поезд задерживается из-за этого? Спросить разве старуху, сколько минут осталось до отхода? Нет, нельзя! Человек, выросший в этих местах, никогда не задаст такого вопроса. Оставалось одно: ждать, ждать и еще раз ждать.
Но вот — свисток, вагон дрогнул и поплыли назад привокзальные здания. Итак, впереди Вена.
Гарник теперь связывал все свои надежды с Терезой. Но может ли что-либо сделать для них Тереза? Ведь она живет у Хильды. Фрау Хильда очень странная женщина. Правда, фрау Генриетта неплохо отзывалась о ней. Но муж Хильды — офицер гитлеровской армии, выискивает какие-то документы для нацистских руководителей, вернее, спасает свою шкуру.
Появиться на глаза этой женщине опасно: Тереза, может быть, кое-что рассказала о них Хильде, а эта, увидев их, конечно, не удержится от восклицания, вроде: «А, вы и сюда явились, господа беглецы!..» Всего можно ожидать от этой особы. Да, встреча с фрау Хильдой не сулила ничего приятного… Но ведь рядом с ней живет чудесная Тереза! Непонятная сила влекла к ней Гарника. И, конечно, Тереза не отказала бы им в помощи. Но вряд ли у девушки есть в городе знакомые, к кому она могла бы обратиться.
Может быть, пойти к Мхитарянам? Но не известно, на чьей они стороне, как им представиться? Конечно, он, Гарник, может сказать, что он из львовских армян, — что немцы угнали его на работу, а сейчас освободился, хочет вернуться домой… А как отрекомендовать Великанова? Кто он? Русский? Непременно подумают: почему этот подозрительный армянин едет с неменее подозрительным русским? Нет, все это надо как следует обдумать.
Поезд мчался по берегу горной речки.
В прекрасных горах и долинах Штирии цвела весна. Леса были изумрудными, по обе стороны дороги зеленели поля. Вот пролетела цапля… Гарнику вдруг представилось, что они пересекают Араратскую долину. И мысли увели его далеко, к родному дому. Что делает сейчас мать? Конечно, вспоминает о сыновьях, не зная, что нет уже на свете Ваана, а его младший брат, гонимый пленный, с тоской думает о ней и о родной земле.
Ах, если бы поезд так и шел — прямо к линии фронта!..
2
Вот и Вена — прославленная по всему миру Вена.
На вокзале суета. Прибывшие и встречающие спешат обнять друг друга, торопливо
Ползут трамваи, бегут автобусы, выкрашенные в синий и желтый цвета. Автомобили мчатся туда-сюда — немецкие, итальянские, чешские; только советских не видно. В какую сторону идти? Что там за этими домами? Что это за площадь?
Прославленный на весь мир город встретил их безразлично. Не все ли равно, кто приезжает в этот час в его шумные улицы, в парки и магазины?..
Попав в человеческий поток, парни шагают и шагают вперед, стараясь не выделяться среди жителей столицы. А один даже позволил себе пошутить:
— Вот и твоя красавица-Вена, о которой ты так мечтал. Что ж, в какую сторону двинемся?
— А вот куда пойдет та красавица, туда и мы!
Красавица поворачивает направо, и они сворачивают направо. Не все ли равно, в какую сторону им идти?
Через некоторое время Великанов спрашивает:
— Так куда же мы?
— На Красную площадь! — продолжает шутить Гарник. Здесь он чувствует себя гораздо лучше, чем в Цельтвиге или в поезде. «Большой город! — думает он. — Найдется какая-нибудь дыра и для нас».
— А что, Ваня? — вдруг останавливается он. — У меня записан адрес Терезы, пойдем туда и будем поджидать ее где-нибудь около дома.
— Ха! Мы можем ходить около него целыми днями, да так и не встретить!
— Почему? Ведь не может же она все время сидеть дома. Наверное, выходит на улицу?
— А если подойдет к нам какой-нибудь полицейский: «Вы кого ждете, господа?».
— Все равно, нам не к кому больше идти.
— Ты же говорил про каких-то своих Мхитарянов. Может, попытаемся разыскать их?
Всю дорогу Гарник думал об этом, а сейчас начал сомневаться. Это — последний шаг. Предварительно надо разузнать, что это за люди, и только тогда решать, стоит ли к ним идти.
Немного поразмыслив, Гарник сказал:
— В таком случае, Ваня, ты снова будешь армянин, как при встрече с Гюстом. И притом астраханский! Отец твой был армянин, а мать — русская. От нее твои глаза и волосы… Вырос же среди русских, поэтому не знаешь по-армянски. Такие исключения встречаются… Дядя мой говорил, что раньше армяне были светлые, и только потом почернели… Ну, вот! Значит, ты астраханский армянин. Из Астрахани уехал во Львов.
— Почему обязательно во Львов?
— Потому, что во Львове жило много армян. Там и армянская церковь есть.
Гарник почесал затылок.
— Впрочем, это худо, что есть церковь. Они начнут спрашивать насчет этой церкви — что ты скажешь? Сразу поймают!
— Возьмем такой город, где нет церкви. Ростов! Там нет армянской церкви?
— Не знаю, я там не бывал… Э-э, вот что! Саратов возьмем. Помнишь Бориса? Он был родом из Саратова, но армянин. Уж там-то, я уверен, нет армянской церкви. И зовут тебя Оник.