Пленники
Шрифт:
— Погоди, так какой же я армянин, — астраханский или саратовский?
— Саратовский! Но в Астрахани родился и вырос. Так тоже бывает. Оник Великян, запомни!..
Гарник вдруг умолк и беспокойно повернул голову. Он услышал чистую армянскую речь — на венской многолюдной улице!
— Ты сейчас туда? — спросил круглолицый молодой человек со светло-каштановыми волосами своего собеседника по-армянски. И они тут же распрощались.
Сердце Гарника встрепенулось. Нельзя было упускать из виду молодого человека. Догнав его, Гарник пошел рядом и несмело тронул
— Извините, вы армянин?
— Да! И то, как говорится, сын попа… А вы тоже армянин?
— Да, мы армяне, и тоже, так сказать, поповские дети…
— Что же, познакомимся: Погос Бекмезян.
— Айдинян Григор, — тут же придумал себе имя Гарник.
Великанов сообразил, что знакомство состоялось, он протянул руку и своим густым басом отрекомендовался:
— Великян.
— Как вы сказали? — переспросил Бекмезян.
Этого Великанов уже не мог понять. Ему на помощь поспешил Гарник:
— Он армянин, но по-армянски не знает.
— Что вы говорите! — искренне удивился Бекмезян. — Может ли быть армянин, который не знает своего языка? Я вижу, вы не здешние?
— Да, господин Бекмезян, мы из другого места приехали, хотим немного познакомиться с Веной, но вот никого здесь не имеем.
— Сколько вы пробудете в Вене?
— Все зависит от того, как скоро сделаем все дела. Вероятно, не задержимся. Были бы очень благодарны, если бы вы нам помогли.
— С удовольствием! Если можете подождать меня немножко, я вас на минуту оставлю: у меня тут небольшое дельце… Одну минуточку, хорошо? А потом буду просить вас ко мне домой. Ведь вы с родины приехали?.. Минутку погодите! У меня тут дело — не хочу подводить приятеля…
Бекмезян зашел в ближайший подъезд.
— Ну, как? — спросил Великанов.
— Приглашает к себе домой… Не знаю, хорошо это или плохо, но сразу понял по выговору, что я из Армении.
— Кажется, не плохой человек, а?
— Поговорить любит…
— А вдруг сбежал? — поглядывая на дверь, проговорил Великанов.
— Не думаю. Подождем еще чуть-чуть!
Это «чуть-чуть» затянулось на полчаса.
Наконец, у парадного входа показался господин Бекмезян. Он улыбался:
— Извините меня! Разговор, кажется, затянулся… Должен вам сказать, что живу я довольно далеко отсюда. На самой окраине. Ну, что ж, сядем в омнибус?
— А разве в центре трудно снять комнату? — спросил Гарник.
— Не трудно, но я там купил маленький участок. Помимо своего дела, еще развожу клубнику на продажу, — пояснил он. — С радостью предложил бы вам сегодня осмотреть город, но я назначил свидание одной женщине. Вы видели Бельведер?
— Пока еще ничего не видели.
— Ну, так вот, это и есть Бельведерский сад. Я вас непременно поведу сюда. Ботанический сад рядом. Потом вы побываете в летнем дворце Шенбрунн. Приезжий в первую очередь обязан осмотреть его. Дворец начал строить отец Марии-Терезы, а она закончила. Там есть комната, которую называют миллионной.
Автобус шел быстро, и все более воодушевлявшийся Бекмезян не успевал остановить внимание невольных экскурсантов
Вскоре, однако, Бекмезян умолк. Ему уже нечего было показывать. Остались позади пышные дворцы и нарядные улицы. Автобус добрался до окраины, где глазам путешественников представилось малопривлекательное зрелище скученных, ветхих домишек, то вплотную лепившихся друг к другу, то разбросанных среди садов.
Наконец Бекмезян привел своих новых знакомых к маленькому, с глинобитными стенами домику, который одиноко возвышался посреди плохо огороженного земельного участка.
Остановившись у калитки, хозяин широко обвел свои владения рукой, как будто здесь был второй Бельведерский парк.
— Вот и мой сад. Хотел посадить деревья, но — увы! — началась война… Теперь не до этого. Может быть, откроется путь на родину? Измучились мы, скитаясь от одного чужого порога к другому…
Он широко распахнул дверь домика:
— Прошу!..
— Так вы один живете?
Комната, в которую они вошли, была типично холостяцкой: кровать не убрана, на столе немытая посуда, на одном из стульев небрежно брошен домашний халат, на другом рубашка и галстук; одна из туфель валяется под кроватью, другая посреди комнаты.
— Я угощу вас вареной свеклой из моего огорода. С осени осталась. Сейчас ведь продукты по карточкам, не все успеваю получить. Вы устали? Господин Великян, садитесь, пожалуйста!..
До сих пор Бекмезян ни о чем не спрашивал своих гостей. Теперь, усадив их, он решил начать расспросы, но Гарник опередил его:
— Где же живут ваши родители, господин Бекмезян?
— Родители?.. Живы ли они вообще? В двадцатом году мы бежали с матерью из Полиса в Афины, там я ее и похоронил. Потом бродяжничал по городам Венгрии и Румынии, а незадолго до войны приехал сюда. Дядя у меня есть в Армении. Как я хотел к нему поехать, но большевики не пустили. Турция нас теснит, ни Греция, ни Италия не принимают в подданство, ваши большевики тоже нам отказывают…
— Почему «наши»? — спросил Гарник.
— Вы ж русские армяне? Потому я и говорю — ваши! Ну, а теперь расскажите, как вас сюда занесло?..
Трудным делом было для Гарника дать на этот вопрос исчерпывающий и убедительный ответ. Он хотел скрыть, что они из России, но Бекмезян понял это с первой минуты. Что же сказать — из какого они города? Из Ростова? Армавира? Харькова?.. Ну, конечно, — он ереванец, до войны жил в Харькове, потом во Львове. А про Великанова Гарник рассказал так, как было условлено.
— Очень рад, что вы хоть от Сибири спаслись. Это ведь правда, что большевики всех армян сослали в Сибирь? Теперь все наши надежды нужно связывать с Гитлером, — он спасет Армению. Мы должны помочь немцам в освобождении земли предков. Необходимо создать армянский легион. И он уже создается! Мне сказал об этом господин Дро. Я с ним близко знаком. В Румынии он мне очень помог, вместе работали в национальном клубе…