Пленники
Шрифт:
— Иди! Потом подумаем о твоем положении. Из Греции приехали тут шестьдесят армян. Я тебя познакомлю с ними…
Врач Айгунян был настоящей находкой для Оника. Вечером он рассказал об этом Шевчуку.
— Через него-то мы чего-нибудь добьемся.
— Ты уверен?
— Да, он тоже против немцев, понимаешь? Это я сразу увидел, когда привели избитого поляка. Хорошего человека можно понять с двух слов. Он на меня очень хорошее впечатление произвел. Он нам поможет — подожди, надо только поближе с ним познакомиться.
3
В
— Джигарян! Кто здесь Джигарян?
Оник поднялся:
— Джигарян — это я, приятель. Чего хочешь?
Вошедший просиял:
— Ты? Наши узнали, что здесь живет армянин, прибывший с родины. Просим зайти к нам в гости!
Он даже поклонился Онику.
— В гости? — удивился Оник, — так странно прозвучало это приглашение. Давно, очень давно не звали его в гости! Оказалось, что его ждут те шестьдесят армян из Греции, о которых накануне говорил доктор Айгунян.
— Тимка, — позвал он Шевчука, — ты не пойдешь со мной?
— Удобно ли?
— По армянским обычаям — вполне.
Оник пояснил молодому человеку, о чем он говорит с товарищем. И гость подошел к Шевчуку, подал руку:
— Украина? Пойдем, обрадуешь всех наших.
Повернувшись к Онику, спросил:
— По-армянски не понимает?
— Смотря по погоде! — усмехнулся Оник. — Сейчас, как я вижу, все понимает.
Отправились втроем.
Греческие армяне жили в одном из бараков соседнего лагеря. Пол в комнате был устлан рваной циновкой, в воздухе стоял смешанный запах табака, сырости, гнилой соломы. У стен сложены горой чемоданы, одежда, Онику показалось, что они вошли в приют беженцев.
Все, кто был здесь, увидев гостей, вскочили.
Седовласый с морщинистым лицом старик, приблизившись, приветствовал гостей речью:
— Добро пожаловать! Этот день мы не позабудем, дорогой господин Джигарян. Каждый из нас от души желал увидеть человека, прибывшего с родины. Сегодня мы имеем счастье вместо одного увидеть двух. Я вашего русского товарища тоже считаю за земляка, поскольку с Россией мы издревле жили одной семьей. Вы своими глазами видели нашу землю, наши горы, наше небо, поэтому от имени всех нас я должен поцеловать вас…
Старик обнял и поцеловал Оника. На глазах его показались слезы, он отвернулся и замолчал. Все сидели в задумчивом и грустном молчании. Затем старик пригласил гостей усесться на циновку. Чтобы показать пример, он первым опустился на нее, сложив ноги калачиком.
— Нет, не могу удержать слез!..
— Это от радости, господин Маркар! — крикнул от стены пожилой армянин.
Маркар вытер платком мокрые глаза.
— Не знаю. Из моря слез я вышел с сухими глазами, а сейчас…
Старику трудно было говорить. Помолчав, он продолжал свою речь:
— Вам, господин Оник, трудно будет нас понять. Под этим солнцем мы, как в песне поется,
Оник очень хорошо понимал седовласого Маркара. Он не знал до этого, как живут армяне, рассеянные по свету, как обращаются с ними на чужой земле. И вот он встретил их здесь. Ему было приятно сознавать, что он находится в окружении земляков. Казалось даже, что он давно знаком с этими людьми, казались знакомыми их лица, голоса, жесты… Только вот «господин Оник» резало слух.
— Да, — закончил старик, — мы с нетерпением ждем того дня, когда нам будет дана возможность вернуться на родину, жить на родной земле. И мы должны молиться богу, должны сделать все, что зависит от нас, чтобы ускорить этот день. Мечта об этом — единственная наша радость. Вы меня поняли, господин Оник?
— Я все понял! — Оник покраснел. — Только… когда вы называете меня господином, мне кажется, что вы разговариваете не со мной, а с кем-то другим… К этому я не привык!..
Послышался смех. Старый Маркар не сразу понял, почему смеются люди и спросил:
— А как же вы хотели бы?
— Надо говорить «товарищ», господин Маркар! «Товарищ Оник»! — охотно подсказали с разных сторон.
— Товарищ?.. Ну что же, будем говорить: «товарищ». Вреж, чего ты сидишь? Давайте сюда угощенье!
Молодой парень, — тот самый, которого посылали за Оником, — принес из угла несколько бумажных свертков.
— Прошу вас и вашего друга, господин… э-э… я хочу сказать — товарищ Оник… разделить нашу трапезу. Конечно, при других обстоятельствах и угощение было бы другим, а сейчас… уж не обессудьте!
Маркар развернул свертки. Там оказались хлеб, сыр, куски колбасы. Разложив угощение перед гостями, старик пригласил на циновку и всех остальных.
Оник догадывался, как готовилось это пиршество: видимо, каждый пожертвовал лучшую часть из своих запасов.
Разговор стал непринужденным. Со всех сторон посыпались вопросы гостям.
— Правда ли, что в стране Советов крестьяне, или, как их там называют, колхозники, живут впроголодь?
Оник, собиравшийся поднести ко рту кусок хлеба, весело засмеялся:
— До войны на родине я весил восемьдесят килограммов, хоть и не был поваром в каком-нибудь ресторане, а жил именно в деревне.
— Что же вы там делали?
— Ваш отец занимал какую-нибудь большую должность? — выкрикнул кто-то с дальнего конца.
— По отдельности обращайтесь к товарищу Онику, — старался навести порядок Маркар.
Оглядевшись, Оник увидел вокруг дружелюбные, ободряющие лица и снова пошутил:
— Я был тысячником, а отец сотником.
— О!
— Да что вы?..