Плетущий
Шрифт:
– Что это? – недоуменно шепчет Миша, но я молчу, потому что сам с большим удивлением вслушиваюсь в новые звуки.
– Похоже на пение, – наконец отвечаю я.
– Кто здесь может петь?
– Тише. Слушаем.
Звуки, которые доносятся до нас и с каждой секундой становятся громче, действительно напоминают многоголосое пение. Ловлю себя на мысли, что не готов услышать в этом месте чье-то пение, да еще и такое громкое. Кажется, оно доносится из-за ближайших хижин. Главное, чтобы Семен не пытался самостоятельно выяснять, кто и почему поет. Я коротко «созерцаю» и вижу, что Плетущий в сопровождении большого числа тварей уже близко, в самом поселении, и движется в нашу сторону. На этот раз
Миша легонько толкает меня локтем и делает страшные глаза, указывая взглядом туда, откуда доносятся стройные голоса. Хмурюсь в ответ и отрицательно качаю головой, на что он лишь сильнее сжимает автомат. Странное пение звучит по-своему красиво и достаточно незаурядно. Оно навевает необычные образы: пыльную саванну, необъятный красный шар солнца, наполовину скрытый за горизонтом, крадущегося в высокой траве гепарда, который срывается и с огромной скоростью пускается в погоню за добычей. Мне видятся чернокожие люди, сухие и жилистые, стадо буйволов, от многотысячной поступи которых сотрясается земля. Пыль поднимается выше деревьев. Интонации завораживающей песни меняются, и теперь вместо сцен охоты перед глазами встают ночные поселения с высокими оранжевыми кострами, вокруг которых ведут свои странные танцы жители африканских прерий.
Я резко вскидываю автомат, и справа из травы появляется Семен, который глядит в оружейное дуло.
– А… э… – только и может он сказать.
– Ты мог бы и предупредить, что идешь, – опускаю оружие.
– Каким образом?
– А табичи зачем?
– А, ну да, – тянет Рыжий растерянно.
– Что случилось, почему ты здесь? – спрашиваю его, тщательно скрывая рвущееся наружу раздражение и недовольство его неразумным поступком.
– Так ведь эти, – короткий взмах рукой в сторону поющих, – не идут дальше.
– Эх, Семен, ты вроде и взрослый мужик, а ведешь себя как зеленый юнец.
– Почему это? – хмурится он.
– Ты сейчас мне рожи недовольные строишь, а противник тем временем обходит нас со стороны закрепленного за тобой участка.
– Где? – вскидывается он.
– Тихо ты! – громким шепотом успокаиваю его. – Никто к нам не подкрадывается.
– Ну и шуточки у тебя, – бурчит Рыжий.
– А ведь могла быть и не шутка, а самая настоящая тварь, – настоятельно говорю ему. – А все из-за того, что тебе лень табичем воспользоваться для передачи сообщения, и ты покинул позицию, чтобы перекинуться с нами парой слов.
– Вечно ты со своими нравоучениями, – начинает он, но я перебиваю:
– Семен, ты здесь не один, и своим неуместным легкомыслием подвергаешь риску всех. Миша, и тот, ведет себя тише и умнее. Не будь ты моим другом, огреб бы по полной.
Рыжий напрягается, и я вижу, как он борется с собой.
– Ты прав, – наконец говорит он через силу. – Признаю свою ошибку.
Невиданное дело. Семен даже не пытается свести все к шутке, как обычно делает во время наших споров. Хотя я и не припомню, когда мы с ним серьезно спорили. Вообще-то для него несвойственно легко признавать ошибки. С другой стороны, таких проблем с ним ранее не возникало. Все-таки Рыжий – опытный Плетущий. Сейчас он напряженно следит за моей реакцией, и я отвечаю уже без раздражения:
– Прошу тебя, будь внимательнее и не забывай про табичи.
Он кивает мне в ответ как-то по-новому. Все-таки мы редко видимся, и все изменения в нашем поведении сразу бросаются в глаза.
– Что будем делать? – нервно оглядывается Миша.
– Если бы не Плетущий, мы бы продолжили заниматься своим делом, – отвечаю ему, – или сначала перебили тварей, а потом вернулись к нашей проблеме. Но этот незнакомец путает все планы. К тому
– Не нравится мне все это, – бормочет под нос Семен.
– Поэтому, – продолжаю я, – лучше посмотреть, кого занесло к нам в гости. Сомневаюсь, что Плетущий оказался здесь случайно.
– Почему? – спрашивает Миша.
– Потому что, если его появление – обычное совпадение, он давно ушел бы, пройдя сквозь этот сон дальше по своим делам.
– Но он все еще здесь, и пение к тому же устроил, – Рыжий явно недоволен присутствием незнакомца.
– В общем, сейчас мы аккуратно продвигаемся вперед и глядим, что это за хор такой, – подвожу я итог и спрашиваю у Миши: – Ты раньше здесь видел кого-нибудь?
– Нет, никого, – качает он головой. – До сегодняшнего дня ни Плетущего, ни тварей в этом месте не было.
Нам нужно несколько минут, чтобы оказаться на месте, откуда видна вытоптанная до красноватой земли площадь с деревянным столбом в центре. Сохраняя молчание, мы наблюдаем за поющими незваными гостями. Плетущий не выглядит как человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. Напротив, он, видимо, является хозяином тварей, которые пришли с ним. Это старый, седой, как лунь, мужчина в светло-сером, почти белом, балахоне до самых пят. На темном, выгоревшем на солнце лице пролегают глубокие морщины. Чертами лица он очень похож на женщину из хижины. Над его темными глубоко посаженными глазами нависают кустистые брови. Белая борода достает почти до пояса. Плетущий стоит к нам вполоборота и наблюдает за своими созданиями. Твари выглядят, как люди, и при взгляде на них сразу возникает ассоциация с аборигенами или туземцами. Даже если бы я не «созерцал» их, все равно решил бы, что вижу перед собой тварей – не может такое количество людей быть так похожи друг на друга. Я пытаюсь их сосчитать, но сбиваюсь, потому что твари постоянно двигаются. Впервые вижу подобное, но почему-то кажется, что они совершают какой-то свой обряд или ритуал. Если бы не оружие в их руках, я решил, что они танцуют. Это довольно крупные мужчины. Они обнажены по пояс, и на них надеты холщовые штаны, а вот ноги босые. На голове нет волос, а странная татуировка, покрывающая грудь и спину, заползает на лысые головы. Сразу я не могу классифицировать этих тварей. Однозначно это не паразиты, которые лишены зачатков разума, и чье поведение обуславливает исключительно неутолимый голод.
Оружие в руках аборигенов мне незнакомо и больше всего напоминает не то корабельный штурвал, не то колесо от телеги. Оно круглое с четырьмя спицами, три из которых выступают металлическими лезвиями на десяток сантиметров за окружность обода, где протянута узкая режущая кромка. Одна из спиц узким хищным клинком вырывается за пределы колеса на метр. Приглядевшись внимательнее, я замечаю отсутствие боковой секции обода между двумя спицами с короткими лезвиями на конце. Очень странное оружие и смертоносное. По сути, им можно бить и колоть из любого положения. Никогда и ничего подобного не видел. Некоторые лезвия вымазаны какой-то бурой субстанцией. Сомнений нет, что это яд, а не кровь. Интересно…
Несмотря на кажущуюся сложность в обращении со столь громоздким оружием, в руках туземцев оно выглядит легким и невесомым – настолько твари мастерски владеют им. Диаметр вытоптанной площадки в центре поселения навскидку составляет полсотни метров, и сейчас на ней нет свободного места. Аборигены занимают ее полностью, изображают схватки, но не касаются своим оружием чужого – не слышно даже легкого звона лезвий. При этом они находятся в постоянном движении. Однако четкое пение исходит не от них. Окинув взглядом округу, вижу небольшую группу таких же воинов на противоположной стороне площади. Они-то и поют.