Плевицкая. Между искусством и разведкой
Шрифт:
Когда Надежда начала приходить в себя, Елена Ивановна уговорила ее полечиться в клинике доктора Абрамова, для благозвучия называемой "водолечебницей", но на самом деле — дорогой психиатрической клинике. В этой "водолечебнице" не раз "отдыхал" Леонид Андреев, да и другие знаменитости Серебряного века обращались к доктору Абрамову за исцелением истерзанных нервов. Надежда знала о популярности клиники Абрамова в творческой среде и согласилась на лечение.
Популярность доктора Абрамова оказалась действительно заслуженной: ныне неизвестно, какими он пользовался методами, но результат был налицо — Надежда перестала бояться темноты, нормализовался сон, и она больше не принималась плакать безо всякого повода.
Абрамов подлечил ее нервы, но исцелить душу было не в его силах. Впрочем, душа — понятие
А кое-кто сомневается и по сей день.
Но Плевицкую тогда спасли только вера ее — детская, наивная неизбывная вера русской крестьянки — да еще жажда творчества, у настоящих талантов практически неугасимая.
Она писала:
"В память моего ушедшего жениха я желала служить миру по силам своим, а в минуты слабости духа я обращалась к Библии и к Святому Евангелию. А там сил источник неиссякаемый — только черпай и пей из родника истины, и тогда незаметно откроются духовные очи и увидишь, чего раньше не замечала, и познаешь, что ты не один, а добрые силы невидимые ведут тебя, и что злоба, зависть и жадность, все те железные оковы, от которых душе человеческой тяжко, сброшены, и легче солнечного луча станет душа. И возрастут у нее крылья быстрые с кладью любовною, и парит она по поднебесью, и видит яркий свет, ярче солнышка.
Моя долюшка — доля счастливая, будто матушка родимая меня учила уму-разуму. Чтобы знала я, как в труде живут, родила меня крестьянка-мать и отец мой пахарь-труженик. Чтобы славу я познала, она мне песни подарила. Чтобы золоту знать цену и каменьям драгоценным, меня и в золото, и в камни она любовно нарядила. Чтобы я всех любить умела, чтоб за жертвенность святую братьям кланялась я земно, показала мне судьбинушка реки красные, кровавые, напоила чашей горьких слез над крестами безымянными, что убогими сиротками по чужой земле разбросаны. Причастила горьким горюшком, умудрила, приголубила ярким светом, ярче солнышка, чтобы знала я да ведала, для чего сюда мы присланы, чтобы душа светилась и слезами омывалась. Вот где радость-то пресветлая, как додумалась, дозналась, для чего сюда мы присланы.
Н.В. Плевицкая. 1910-е гг.
В жизни я знала две радости: радость славы артистической и радость духа, приходящую через страдания. Чтобы понять, какая радость мне дороже, я скажу, что после радостного артистического подъема чувствуется усталость духовная, как бы с похмелья. Аромат этой радости можно сравнить с туберозой. Прекрасен ее аромат, но долго дышать им нельзя, ибо от него болит голова и умертвить может он. А радость духовная — легкая, она тихая и счастливая, как улыбка младенца. Куда ни взглянешь, повсюду светится эта радость, и ты всех любишь, и все прощаешь. Эта радость — дыхание нежных фиалок, дыхание их хочешь пить без конца. Радость первая проходит, но духовная радует до конца дней".
После кошмарных военных будней привыкнуть к мирной жизни в столице было невыносимо трудно. Даже водолечебница Абрамова тут помочь не могла. Здесь кипела светская жизнь.
Здесь жили люди. Толком и не понимавшие, что такое война! Для них война была временным неудобством. Предметом для бесед, несколько отвлекавших от привычной скуки. И поводом давать еще больше благотворительных утренников, балов и концертов!
Да, здесь кипела светская жизнь и царила привычная скука. Там — привычный кошмар. Здесь — привычная скука. Надежда начала опасаться, не сойдет ли она с ума на самом деле. Или, быть может, это они все сошли с ума?
Но ей нужно было общение. И ей приходилось посещать все эти мероприятия. Потому что она должна была вернуться к жизни. И — напомнить о себе!
Ведь ее почти забыли!
Нет, не совсем, конечно, но за время отсутствия на сцене она сделалась чем-то сродни легенде… Зажглись новые звезды, в городе строились
Если она потеряет свою популярность, свою публику, свои залы — что останется у нее?
Ведь она потеряла все. Любимого, надежду на будущее счастье. Своих еще нерожденных детей.
Но — как она может вернуться? Как?! Как надеть концертное платье, нанести грим, выйти на освещенную сцену и петь… Что петь?! "Ехал на ярмарку ухарь-купец"? "Когда я еще молодушкой была"?! У нее перед глазами еще стоит тот дом. Тот крест… И мертвый солдат с раздробленной головой, и половинка черепа, как кровавая чаша… Треск пулемета… Ради Шангина она готова была отказаться от пения, но теперь — что осталось у нее кроме песен, в которых можно выплакать, выкричать свое горе? Но… Сможет ли она вообще петь? Остался ли у нее ее голос? Сомнения были ужасны, мучительны, невыносимы…
Если она не вспоминала все пережитое и не плакала о Шангине, то принималась думать о своем настоящем положении — и снова плакала… Что будет с ней теперь? Что будет, если она не вернется на сцену? Как жить? Чем жить? Она все еще была богата, утрата драгоценностей была болезненна только потому, что среди них находились подарки Государя… Но что ей это богатство, если не для чего жить? Вернуться в деревню? В свой новый дом? К матери, к Плевицкому? Да, возможно. Но долго она там не проживет. Она не может жить в покое. Ей надо петь.
Ей нужны полные залы. Люди, которые хотят ее слушать, люди, которым она дарит отраду. Люди, которым она нужна!
Плевицкая решила вернуться на сцену. Но первый шаг был невыносимо труден… И цела Надежда Плевицкая теперь редко, только на благотворительных концертах.
Но в тот период жизни вопросы популярности ее даже и не интересовали. Еще не отошла она от потрясения после гибели Шангина. И выступать в многолюдных залах ей все еще не хотелось. Редко, редко появлялась она в обществе, и то по большей части не в светском, а среди творческой интеллигенции, где скорее могли сейчас понять ее чувства и ее муку. Подружилась она с поэтом Николаем Клюевым — он тоже был из крестьян, бравировал своим происхождением. Плевицкая очень ценила его за стихотворение "Солдатские душеньки":
Покойные солдатские душеньки Подымаются с поля убойного, Из-под кустья они малой мошкою, По-над устьем же мглой столбовитою. В Божьих воздухах синью мерещатся, Подают голоса лебединые. Словно с озером, гуси отлетные, Со Святорусской сторонкой прощаются. У заставы великой, предсолнечной, Входят души в обличие плотское. Их встречают там горние воины С грозно-крылым Михайлом архангелом. По три крата лобзают страдателен, Изгоняют из душ боязнь смертную, Опосля их ведут в храм апостольский Отстоять поминальную служебку. Правит службу там Аввакум, пророк, Чтет писание Златоуст Иван. Херувимский лик плещет гласами, Солнце-колокол точит благовест. Опосля того громовник Илья, Со Еремою запрягальником, Снаряжает им поезд огненный. Звездных меринов с колымагами Отвести гостей в преблаженный Рай, Где страдателям уготованы Веси красные, избы новые, Кипарисовым тесом крытые, Пожни сенные, виноград, трава — Пашни вольные, бесплатежные — Все солдатушкам уготовано, Храбрым душенькам облюбовано.