Плоды проклятого древа
Шрифт:
— У нас есть свободные комнаты, — уже прозрачнее некуда намекнул Дитрих.
— А, вот вы о чем… Боюсь, это плохая идея. Вы не представляете, во что Технарь способен превратить комнату меньше чем за неделю.
— Страшнее, чем то, что творится в комнате Алекса, если не заставлять его делать уборку?
— Где-то на том же уровне, хотя… — взгляд Конрада вдруг на несколько секунд остекленел. — Вы ведь не используете подвал?
— Нет, там только старый хлам свален.
— Вы говорите «старый хлам», я слышу «ценные ресурсы».
— Пошли, взглянем.
Они вдвоем спустились вниз. Подвал в доме Кёлеров
— А сейчас позволь задать тебе вопрос без посторонних ушей, — сказал он.
— Спрашивайте.
— Что на самом деле случилось такого на Земле Бет, что тебе пришлось бежать?
— Я уже сказал, вы не поймете.
— Постарайся изложить так, чтобы я понял. Нет, ты пойми меня правильно. Я вижу, что ты солдат необъявленной войны. Вижу, что ты не просто привык к насилию, а ушел в него с головой. Потеря родителей наверняка причинила тебе сильную боль. Я тебе сочувствую, но также я хочу знать, кого принимаю в своем доме.
Конрад надолго замолчал. Дитрих терпеливо ждал. Прошла минута, потом еще одна.
— Помните, за ужином я назвал суперсилы «плодами проклятого древа»?
Дитрих кивнул.
— Это юридический термин, так называют улики, добытые незаконным путем, которые нельзя использовать в суде, даже если они истинны. В широком смысле — любое благо, достигнутое дурными средствами, благом уже не является.
— В этом есть смысл.
— Будьте уверены, я этих «плодов» скушал больше, чем кто-либо другой. Эксперименты на людях, убийства с применением парачеловеческих сил, контакты с европейскими суперзлодеями-неонацистами… у нас и за меньшее запирают на пожизненное, а для меня это был обычный вторник. Все ради благой цели — остановить Губителей.
— Губители — это такие огромные монстры, вроде бы?
— Вы можете называть их «огромными монстрами», потому что они никогда не угрожали вашему миру. Для нас они были Губителями — во всех смыслах. Сотни миллионов жертв, десятки уничтоженных городов. Лучшие из нас гибли в безнадежных попытках остановить их, пока подлецы и трусы отсиживались в безопасности, а то и норовили ударить в спину. Мой мир стоял на грани краха цивилизации как таковой, и это не красивые слова, а согласованная аналитическая оценка. Чтобы избавиться от них, любые средства были бы хороши.
— И как, получилось?
— Нет. Когда оказалось, что мои лучшие средства бессильны, мне припомнили все старые грехи, явные и мнимые. Фактически, мой смертный приговор был подписан уже тогда. Потом случилось еще несколько происшествий, одного другого хуже, и закончилось это все тем, что мне пришлось нанести собственным родителям удар милосердия. После этого терять мне уже было нечего.
Конрад
— Вы хотели правды? Вот она. Я изменил себя, убил много людей, причинил неизмеримый материальный ущерб. Те, кто пережил встречу со мной, сейчас молятся о смерти, как о недостижимом счастье. Сказать, что мне не рады дома — значит не сказать ничего, так что я выбрал бегство.
— И будешь бегать дальше?
— Еще чего. Я докопаюсь до истины. Я узнаю, кто принес нам эту чертову корзинку с угощением, найду его и заставлю сожрать все, чтобы подавился.
Дитрих не знал, как ему реагировать на открывшуюся правду. То, о чем говорил Конрад, не укладывалось ни в какие понятные ему представления. Он не был дезертиром, беглецом или преступником, как это понимал Дитрих. Он был… суперзлодеем. Словно сошедшим со страниц комиксов Алекса, только вполне настоящим, с настоящей кровью на руках и без капли раскаяния.
— Сколько времени тебе нужно? — глухо спросил Дитрих.
— Неделя, если будут работать без перерывов, но ориентироваться стоит на две. На счет инструментов и материалов не волнуйтесь, я действительно не собираюсь просить у вас ни цента.
— Что, собираешься ограбить банк?
— Израильское казначейство.
— Знаешь, я готов признать, что немногое понял из твоего рассказа, — признался Дитрих, — но в одном ты безусловно прав. Тебе действительно лучше не задерживаться здесь.
Конрад молча кивнул. Дитрих развернулся и начал подниматься по лестнице вверх, но у самой двери кое-что вспомнил.
— Чуть не забыл. А лет тебе сколько? Двадцать есть?
— Четвертого июня шестнадцать исполнилось, а что?
— Нет, ничего.
О, господи. Господи…
Игнорируя взгляды домочадцев, он быстро дошел до бара на кухне, достал бутылку виски, налил на четыре пальца и выпил залпом.
Несколько дней спустя
Работать без перерывов не вышло, как впрочем и всегда. Я не жаловался. В подвале была плохая вентиляция и негде присесть, и даже необходимости спать технарить несколько суток подряд было сложно. Перегруженный однообразной деятельностью разум требовал переключения на что-нибудь другое, да и поесть иногда чего-нибудь хотелось. «Что-нибудь» обычно выражалось в виде пиццы или прочей мусорной еды, которую можно заказать по телефону.
Я сдержал слово данное отц… мистеру Кёлеру, и обеспечил себе необходимый минимум инструментов и материалов самостоятельно. Буквально на следующий день в дверь позвонили взмыленные курьеры и притащили сверхсрочные посылки, оплаченные с израильских счетов через десяток прокси-серверов. Процессоры, твердотельные накопители, кое-какая переферия, качественная сталь в виде труб высокого давления и автозапчастей, портативный газосварочный аппарат, несколько золотых и платиновых украшений и целая бухта медного кабеля. Выглядеть все должно было так, что некие чины «Моссада» решили присвоить бюджетные средства и раздергали их на множество оффшорных счетов. Мысль о привнесенном хаосе доставляла удовольствие, так что удержаться от чего-то более масштабного оказалось сложно.