Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

Кин Мартин

В спорт я пришла поздно. В детстве у меня не было домашних животных: мама не разрешала завести собаку. Я стала профессиональной спортсменкой-велосипедисткой — думаю, это было верное решение. В то время у меня в душе творился страшный раздрай. Мне казалось, что я недостаточно хороша, что я ничего не стою и не заслуживаю победы.

Потом у меня появилась собака. Впервые я начала серьезно тренировать золотистого лабрадора по кличке Дункан. Мне хотелось пройти испытания на ловкость, однако ни один клуб не вызвал у меня особого вдохновения. Наконец я нашла в телефонном справочнике частного

тренера и начала брать у него уроки. Дункана пришлось учить буквально всему. Как ни странно, он был в восторге. Потом у меня появился Тайлер. Знаете, это такая собака, о которых говорят: одна на всюжизнь.

Моя цель — интересные тренировки. На каждый день я планирую пару команд или трюков, которые хочу проработать. Ежедневные задачи. После того как Тайлер поймет, чего я от него хочу, и правильно выполнит задание два-три раза, мы двигаемся дальше. Важно, что мы всегда стараемся заканчивать день на позитивной ноте.

Каждое упражнение делится на маленькие отрезки. Если Тайлер все делает верно, он получает награду — игрушку или какое-нибудь развлечение для себя. Я стараюсь придумывать разнообразные поощрения.

Очень важна психологическая работа. Долгое время я ни во что себя не ставила. Нервничала на ринге, злилась, комплексовала. Как в велоспорте. Потом я поняла, что если хочу добиться от собаки идеальной работы, то сама должна делать не меньше. В тот период мне на глаза попалась книга „Не только о лентах“ [17] . Я начала делать по ней упражнения — визуализации. Я подробно представляла, как мы с Тайлером показываем на соревновании высший класс, при этом я чувствую себя комфортно и сосредоточена только на собаке. И все изменилось. Я восприняла работу над собой со всей серьезностью.

17

Книга Джейн Савой, известной наездницы и дрессировщицы. Описанный ею метод позитивного самовнушения и визуализаций широко используется тренерами, которые готовят собак к соревнованиям.

На ринге следует сохранять полное спокойствие. Тайлера обычно переполняет энергия: стоит дать ему игрушку, как он хватает ее и начинает носиться кругами. Но я научилась полностью сосредотачиваться и делать все очень тихо. Люди думают, будто я вообще не открываю рта на ринге [18] . Хотя это не так. И Тайлер, глядя на меня, успокаивается».

29

Дом на скалах

Петре Форд удалось распахнуть дверь у меня в сердце. Она доказала, что дрессировка — это одновременно вид искусства и акт любви. Я никогда не видел двух существ, которые были бы настолько поглощены друг другом и так друг о друге заботились. Я подумал о Глории. Потом о Холе.

18

На американских соревнованиях хозяину разрешается говорить с собакой.

Смирение — это не когда

мы не думаем о себе. Смирение — это когда мы думаем о себе меньше, чем о других.

Я позвонил в АКС и попробовал договориться о встрече с Мэри Берч. Мне нужна была ее консультация по поводу десятого пункта. Стоит ли говорить, что сотрудники АКС — специалисты по выработке условных рефлексов — поступили со мной так же, как поступили бы с собакой, чье поведение их не устраивает? Вы еще не поняли? Они проигнорировали мою просьбу. Как там говорила Лорена? Игнорирование поведения, направленного на привлечение внимания, является высшей формой доминирования.

Пока организация, чей лозунг «Мы не работаем с чемпионами — мы работаем, чтобы делать чемпионов», хранила презрительное молчание, я сосредоточился на так называемой «триаде дрессировщика»: упорство, частотность, длительность. Каждый вечер, возвращаясь с прогулки, мы с Холой останавливались у дома и отрабатывали связку «Сидеть» — «Ждать». Я выбирал самые людные места, чтобы проверить ее усидчивость. Меня не вводил в заблуждение ни зрительный контакт, ни фирменный афродизиак Холы — улыбка.

Однажды в пятницу, когда я муштровал ее в вестибюле, мимо прокатилась волна соседей, возвращавшихся с работы.

— Здравствуйте, — поминутно говорил я. — Добрый вечер. Как поживаете?

— А она молодец, — отвечали мне. — Делает успехи! Продолжайте в том же духе.

— Спасибо. Мы стараемся.

— Можно погладить? — спросил новый жилец, еще недостаточно близко знакомый с Холой.

— Знаете, я пока работаю над ее манерами…

— О!

Джошуа стоял в отдалении с видом многоопытного собачника, для которого все это — детские игрушки.

— А дела-то и в самом деле продвигаются, — заметил он, глядя на Холу. — Она стала внимательнее. Похоже, вы много работаете.

— Она умница, — ответил я.

— Нужно показать ее Глории.

— Она сейчас не живет здесь…

— Знаю, — кивнул Джошуа. Ну конечно, консьержам на Манхэттене известно о своих жильцах больше, чем самим жильцам. — И все-таки покажите ее Глории. Она будет впечатлена. И… мы все по ней скучаем.

— Гм… — только и ответил я. — Гм…

На следующий день мы с Холой взяли напрокат машину и два часа протряслись на запад, к Дому на скалах. Я не стал звонить Глории, хотя меня всю дорогу не покидало ощущение, будто я совершаю одну из величайших глупостей в своей жизни.

Кларк проходил 28-дневный курс лечения от алкоголизма, и я не мог поговорить с ним, поэтому я набрал номер Дэрила. Вот уж в ком романтики было больше, чем благоразумия.

— Ты хочешь сделать Глории сюрприз? — спросил он. — Как это мило!

— Думаешь? А вдруг она решит, что я навязываюсь?

— Слушай, она твоя жена. Вы же католики. Пока смерть не разлучит вас… и все такое.

— Она не католичка.

— Тогда молись за нее.

Иногда люди обращаются за советом, который на самом деле уже дали себе. Я не собирался докучать Глории, мне просто хотелось с ней увидеться.

В предгорьях Катскилл зима наступает раньше. Такое ощущение, будто ты приехал в девятнадцатый век, где еще и на двадцать градусов холоднее.