Плохие девочки, которые изменили мир
Шрифт:
Причалив к берегу Африки, она выбрала понравившееся ей место в одном из заливов и обратилась к местным жителям с просьбой продать ей землю, которую покроет одна бычья шкура. Плату она предложила довольно большую, и те радостно согласились, не зная, что имеют дело с девушкой, не уступающей умом самому Одиссею. Тогда Элисса, которую с тех пор стали называть Дидоной, разрезала бычью шкуру и обнесла тонкими полосками внушительный участок земли — намного больший, чем могла бы купить за оговоренные деньги. Жители повозмущались, но делать было нечего: уговор есть уговор, а деньги они уже взяли. Этого купленного хитростью пространства хватило для создания небольшого поселения. Позднее Дидона взяла в аренду новые окрестные земли, и постепенно пришло время заложить город, которому тирские беглецы дали название Quarthadast,
При правлении Дидоны город рос и хорошел всем соседям на зависть, и спустя несколько веков превратился в могущественную державу. Под его властью находились колонии на побережье Средиземноморья, из-за которых и началась Первая Пуническая война. Рим зарился на эти земли и сумел отвоевать у Карфагена сначала Сицилию, а затем Корсику и Сардинию. С эпохой Второй Пунической войны связано имя еще одной дочери Карфагена — Софонисбы, чья трагедия отражена в искусстве, от Петрарки до Вольтера и от Андреа Мантеньи до Рембрандта. Софонисба отличалась выдающейся красотой, была прекрасно образованна, играла на музыкальных инструментах и разбиралась в литературе. Увы, с таким букетом достоинств она стала заложницей мужских политических игр. Ее передавали, как переходящее красное знамя, от одного мужа к другому — кто был более политически выгодным для Карфагена в текущий момент. Древнегреческий историк Полибий пишет о том, как Софонисба заботилась о судьбе Карфагена во время войны:
«Просила и умоляла царя остаться на месте и не покидать карфагенян в тяжкой нужде молодая женщина, дочь военачальника Гасдрубала и, как сказано выше, жена Софака».
Последний муж Софонисбы, карфагенский военачальник Масинисса, потерпел поражение от римского полководца Сципиона. Софонисба должна была достаться римлянам в качестве добычи. Тогда Масинисса тайно прислал к ней раба с кубком яда, предложив самой сделать выбор, жить ли ей римской рабыней или умереть свободной. Софонисба без колебаний выбрала смерть; позже этим же руководствовалась побежденная Клеопатра.
Римский историк Тит Ливий с уважением описывает поступок гордой карфагенянки:
«В смятении ушел он (Масинисса) от Сципиона к себе; выпроводив свидетелей, долго сидел, вздыхал и стенал — это слышали стоявшие вокруг палатки — и наконец с глубоким стенаньем кликнул верного раба, хранившего яд (цари всегда держат яд при себе, ведь судьба превратна), и велел ему отнести Софонисбе отравленный кубок и сказать: „Пусть сама примет решение, помня, что она дочь карфагенского вождя и была женой двух царей“.
Слуга передал эти слова и яд Софонисбе. „Я с благодарностью, — сказала она, — приму этот свадебный подарок, если муж не смог дать жене ничего лучшего; но всё же скажи ему, что легче было бы мне умирать, не выйди я замуж на краю гибели“. Твердо произнесла она эти слова, взяла кубок и, не дрогнув, выпила».
Становление Карфагена и история его войн были связаны с женщинами, и женщина смогла придать мрачное величие городу перед его гибелью.
После поражения во Второй Пунической войне Карфаген лишился всех заморских колоний и фактически стал вассальной провинцией всемогущего Рима. Но враги из числа нумидийцев продолжали нападать на город, отбирая самые плодородные земли. Карфагенянам же, по решению римлян, запрещалось объявлять им войну. Тогда они направили в Рим послов с жалобами на нумидийцев. Тут-то Карфагену припомнили хитрость Элиссы, которая сумела с помощью одной бычьей шкуры добыть достаточно земли для зарождения города. Царь нумидийцев доказывал, что Карфагену не принадлежат никакие земли, да и он сам построен незаконно.
Римляне поддержали нумидийцев, поощряя их к дальнейшему ослаблению Карфагена. Отчаявшиеся карфагеняне решились сами объявить войну, избрав своего последнего военачальника Гасдрубала по прозвищу Боэтарх. Полибий дает ему нелестную характеристику:
«Карфагенский военачальник Гасдрубал был тщеславный хвастун, вовсе не обладавший дарованиями ни государственного человека, ни главнокомандующего».
Пока этот бездарный полководец проигрывал одно сражение за другим, силы Карфагена таяли. В городе начались болезни и голод. Гасдрубал выбросил белый флаг и
Карфагенян ожидала жалкая участь: у них отбирали все средства к существованию, они превращались из купцов и мореплавателей в крестьян, фактически в рабов римлян и нумидийцев. Карфагеняне испросили месяц на обдумывание, а сами начали готовиться к последнему бою. Днем и ночью работали оружейные мастерские. Женщины обрезали волосы, из которых сделали тетиву для стрел и метательных машин. Гасдрубал успел одержать несколько побед над римлянами за стенами города, за что карфагеняне его простили, вновь назвали своим главнокомандующим и наделили всей полнотой власти.
Но ничто не могло спасти Карфаген: сама история как будто предначертала ему полное поражение. Римляне вновь победили. Начался ужасающий разгром, финальная агония города, которую сопровождали тысячи мучительных смертей. Римские воины срывали дома вместе с жителями, которые падали на улицы, разбиваясь и ломая кости; в основном это были дети, женщины и старики, пытавшиеся найти укрытие.
Последние выжившие скрылись в храме, стоявшем на самой высокой точке города, вместе с Гасдрубалом, его женой и двумя маленькими детьми. Но Гасдрубал бежал, предав своих соотечественников, и кинулся к Сципиону, умоляя о пощаде. Карфагеняне, брошенные своим предводителем, впав в полное отчаяние, подожгли храм, на стену которого вышла жена Гасдрубала. Полибий так описывает эту величественную и страшную сцену:
«Жена Гасдрубала, когда огонь охватил храм, став напротив Сципиона, украшенная насколько можно в несчастии, и поставив рядом с собой детей, громко сказала Сципиону: „Тебе, о римлянин, нет мщения от богов, ибо ты сражался против враждебной страны. Этому же Гасдрубалу, оказавшемуся предателем отечества, святилищ, меня и своих детей, да отомстят ему и боги Карфагена, и ты вместе с богами“. Затем, обратившись к Гасдрубалу, она сказала: „О преступный и бессовестный, о трусливейший из людей! Меня и моих детей похоронит этот огонь; ты же, какой триумф украсишь ты, вождь великого Карфагена? И какого только наказания ты не понесешь от руки того, в ногах которого ты теперь сидишь“. Произнеся такие оскорбительные слова, она зарезала детей, бросила их в огонь и сама бросилась туда же. С такими словами, говорят, умерла жена Гасдрубала, как должен был бы умереть сам Гасдрубал».
История Карфагена началась с женщины и женщиной закончилась.
История сохранила имя предателя и труса, но не сохранила имя той, чье самосожжение знаменовало собой гибель некогда великой цивилизации.
А я — богиня. Клеопатра
(69–30 гг. до н. э.)
Образ царицы Египта оброс огромным количеством мифов еще во времена ее жизни. Клеопатра — роковая женщина, за ночь с которой мужчины готовы умереть (описано в «Маленьких трагедиях» Пушкина). Клеопатра — дикарка, обладающая неукротимым нравом и обожающая на досуге травить ядом рабов (описано в пьесе «Цезарь и Клеопатра» Бернарда Шоу, который воплотил в Цезаре интеллектуальное начало, а про Клеопатру говорил, что «она — животное»). Для Блока она воплощала декадентский идеал, пленительный и губительный «вамп» эпохи Серебряного века. Поэт хранил открытку с фаюмским портретом, предположительно изображавшим Клеопатру. Фаюмские портреты были величайшим живописным достижением Древнего мира: египетские художники почти приблизились к трехмерному изображению (настоящее открытие перспективы состоится только в Италии XV века). Завораживающие глаза — характерная особенность этих портретов. Блок описывает изображенную женщину: