Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— Очередной раунд, — уверенное утверждение.
Хищник наклоняется, опаляет кожу горячим дыханием. Больше не медлит и не дразнит. Зубами разрывает ткань, избавляет игрушку от наряда, освобождает лакомство от тесной упаковки.
Вздрагиваю всем телом.
Трещит материя или лопаются истончившиеся нити нервы?
Затрудняюсь с ответом.
Но разве это важно?
Падаю.
Под пулями, ранящими насквозь. Под жадными поцелуями. Под голодными ласками.
Выгибаюсь, откликаюсь на каждое
Требовательные губы не ведают ни стыда, ни сомнений. Алчно исследуют, изучают с пристрастием. Ничего не обделяют вниманием.
Задыхаюсь.
Влажный язык чертит сатанинские узоры на трепещущем животе, а потом опускается ниже. Туда, где пылает огонь, где течёт жаркий вязкий ручеёк.
Погружаюсь в бездну.
Падаю.
Уже ничего не важно.
Мысли гаснут, вопросы растворяются, теряя значимость. Нет смысла говорить и выяснять, бродить по замкнутому кругу.
Уже ничего не страшно.
Только вперёд, только не останавливайся, не прекращай безумный танец. Продолжай, доводи до исступления. Физического и ментального. Летально-фатального.
Господи…
— О, господи, — выдыхаю судорожно, вибрирую изнутри.
Да… о, да.
Пожирай меня, поглощай, выпивай досуха, до последней капли.
Прошу, пожалуйста.
Сокрушай, раскалывай на части, заставь познать дьявольские мучения, пропусти сквозь жернова адской мельницы. Ничем не брезгуй на пути к вожделенной цели. Уничтожай остатки поруганной добродетели. Вознеси к небесам и сожги.
Подари грешный мир.
Проклинай и боготвори.
Там. Внутри.
Ещё и ещё, не замирая ни на миг.
Is it all for real? (Это всё по-настоящему?)
Наверное. Не знаю. Не совсем. Не вполне так, как нужно.
Мне хочется чувствовать фон Вейганда целиком и полностью.
Сверху.
Жёстко и резко, наплевав на разумные компромиссы.
Хочется сорвать с него одежду, ощутить силу и жар напряжённого мужского тела. Хочется извиваться под ним, развратным движением бёдер отвечать на мощные, яростные толчки. Хочется потеряться в бешеном водовороте страстей.
Шёлковых ласк не достаточно. Ничтожно мало, даже мимо.
Отчаянно жажду большего. Безуспешно пытаюсь избавиться от пут проклятого галстука.
Вот чёрт.
Всегда на привязи. Никакой свободы выбора, никаких импровизаций. Ни шага в сторону, всё строго по плану. Без права на вольность, без шанса на лишний глоток воздуха.
Но…
Этот поводок предназначен для двоих.
Для маленькой дурочки, которая мечтает о настоящей любви, и для безжалостного хищника, абсолютно уверенного, что в жизни всё продаётся и покупается.
Они оба равны в горько-сладком безумии.
Девочка с упоением строит воздушные замки. Хищник хладнокровно передвигает фигуры
Они оба равны в губительной одержимости. В иссушающей жажде обладания. В алчном стремлении догнать, повергнуть и растерзать на части. Ни в коем случае не отпускать, не ослаблять удушающую хватку.
Связанны навечно, скованны намертво. Одной цепью, одним ошейником. По воле судьбы заключены друг в друге. Обоюдно острым лезвием вспороты в районе сердца.
Коварная насмешка Фортуны, причудливо разложенный пасьянс.
Об этом просто страшно думать. Об этом нельзя мечтать.
Он бросил дела, наплевал на предосторожности, примчал по первому зову, по щелчку пальцев.
Ради чего?
Ответ на поверхности. Доказательств полно, намечается заметный перебор.
Я покорила зверя. Вынудила монстра подчиниться и склонить упрямую голову. Поставила чудовище на колени, обратила в послушного пса, заставила прилежно выполнять команды.
Я?..
Не верю.
Слегка приподнимаюсь, смотрю на человека у моих ног и снова откидываюсь назад, на смятое покрывало.
Просто отказываюсь верить.
«Не обман зрения? Не галлюцинация?» — шальные мысли пробирают до озноба.
Шёлковые ласки абсолютно реальны. Остальное тоже сомнений не вызывает. Мне до одури жутко и удивительно хорошо.
Кусаю губы, но это не помогает. Совершенно не отрезвляет.
Стараюсь оценить каждый кадр, но это едва ли получается. Яркие всполохи перед глазами ослепляют, толчки крови во взмокших висках оглушают.
Тук.
Глухо пульсирует внутри.
Мои ноги на широких плечах.
Тук.
Отбивается в рваном ритме.
Каблуки упираются в спину, скользят, вспарывают плоть сквозь тонкую ткань рубашки.
Тук.
Обдаёт немилосердным жаром.
Острые шпильки царапают тело фон Вейганда.
Уже давно.
Безотчётно, непреднамеренно. Больно, возможно, до крови.
Oh, God. (О, Господи.)
Почему?
Потому что он позволяет. Не снимает модельную обувь, не удерживает за бёдра, пресекая шалость. Никак не останавливает непотребство.
Позволяет.
Не от помутнения рассудка, не от рассеяности внимания.
Сознательно.
Позволяет. Это. Мне.
Теряю собственный пульс, закрываю глаза. Больше не сдерживаю утробные стоны, рвущиеся наружу. Содрогаюсь в экстазе.
Кончаю, ибо он позволяет.
Думаю, что падаю, но жестоко ошибаюсь. Опять, снова, в очередной раз. Пора бы стать умнее, но куда там.
В этот конкретный момент понятия не имею об истинном, ничем не замутнённом падении. О полёте, который по-настоящему выбивает дыхание из лёгких. Об ударе, камня на камне не оставляющем от прежнего восприятия окружающей действительности.