Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Работу, вообще, нельзя найти.
Без крутых связей и предварительных договорённостей даже в чебуречную полы мыть не возьмут.
Есть ничтожный шанс свалить заграницу.
Нянчить детишек, досматривать стариков, собирать морошку.
Сплошные искушения кругом.
Где мой цианид?
— Справедливости не найти, — заявляю мрачно. — У одних миллиарды, у других волчья хватка. У некоторых всё вместе взятое. А у кого-то совсем ничего. Пусто.
Фон Вейганд снова наполняет стакан ромом.
Безотрывно
Чувствую жажду.
— Ты себя недооцениваешь, — произносит он и делает глоток.
Как ему удаётся.
Как это возможно.
— Моя противоположность, — губы змеятся в усмешке.
Опять пьёт.
Почему его кадык двигается настолько сексуально.
Почему внизу живота разливается адское пламя. Почему мышцы сводит от напряжения. Почему хочется опуститься на колени и ползти.
Мой Бог.
Повелитель. Хозяин. Господин.
— Зачётный комплимент, — нервно улыбаюсь.
— Не комплимент, — мягко поправляет. — Констатация факта.
— Всё равно приятно, — заверяю поспешно, тереблю край скатерти.
Надо настроиться на позитив.
Подумаем о чем-нибудь весёлом.
О стипендии, которой хватало аккурат на три беляша и входной браслет в «Адмирал». О стажировке в сельской школе. О неизлечимых психических заболеваниях.
— Итак, приступим, — бросаю деловито. — На чём остановились?
Фон Вейганд увлечён алкоголем, игнорирует вопрос.
— На откровенности, — отвечаю самостоятельно. — Признаюсь честно, я ожидала большего. Если не шокирующую исповедь, то хотя бы несколько новых эпизодов в досье.
Проклятый наглец косит под глухонемого.
— Любовь не требует доказательств. Доверие тоже устанавливается по умолчанию. Нет необходимости рассказывать о прошлом в мельчайших подробностях. Можно молчать. В тишине есть особый кайф, — вздыхаю. — Но всему наступает предел.
Гад не балует реакцией.
— Я знаю, что ты убивал, что твои руки по локоть в крови, что на совести полно сломанных судеб. Знаю, что ничего и никогда не изменится. Ты не выйдешь из игры, — вдруг осекаюсь, борюсь с внезапно подступившими слезами, кусаю уста, пропитанные полынной горечью, и продолжаю: — Но я должна понять, как далеко это зашло.
Закрываю глаза.
— Я хочу понять, — срываюсь на шёпот.
Страшно смотреть.
А не смотреть ещё страшнее.
Веду отсчёт по гулким ударам сердца. Содрогаюсь и трепещу, бьюсь о ледяные каменные стены. Вздрагиваю от жуткого лязга железной решётки.
Keep calm and get ready to die. (Сохраняй спокойствие и готовься к смерти)
Подпишем — неисправимая оптимистка, Лора Подольская.
Наконец, решаюсь взглянуть в лицо опасности.
Чёрт, да он нарывается.
Попыхивает сигарой. Бухает. Ни намёка на рефлексию.
Равнодушная сволочь.
Гр*баный урод.
Довёл до ручки, наслаждается моментом.
Гедонист хр*нов.
Огреть бы его сейчас чем-нибудь тяжёлым. Чугунной сковородой. Монтировкой. Ломом. Вмазать бы тортом. Или хотя бы эклерами. Размазать крем прямо по нахальной роже.
Не грози Южному централу, попивая сок у себя в квартале.
Йо.
Однако сменим гнев на милость. Лучше не рисковать. Меня совсем не тянет встречать Новый год в реанимации.
Согласна, весна в разгаре, до декабря плыть и плыть.
Тем не менее, избиение фон Вейганда приведёт к непоправимым последствиям.
Летальным. Фатальным. Не слишком праздничным.
Тут уж надо наверняка.
Либо он, либо я.
В живых останется только один.
Here we are, born to be kings. We're the princes of the universe. Here we belong, fighting to survive. (Вот и мы, рождены, чтобы быть королями. Мы — принцы вселенной. Наше место здесь, сражаемся, чтобы выжить.)
Простите.
And here we are, we're the princes of the universe. Here we belong, fighting for survival. We've come to be the rulers of you all. (Вот и мы, мы — принцы вселенной. Наше место здесь, мы сражаемся, чтобы выжить. Мы пришли, чтобы править вами.)
Опять увлеклась.
I am immortal, I have inside me blood of kings. I have no rival, no man can be my equal. (Я бессмертный, я голубых кровей. У меня нет соперников, нет мне равных.)
Это не повторится.
Скорее всего.
Наверное.
— А сериал «Горец» смотрел? Неужели даже фильм не заценил? — нарочито сурово сдвигаю брови. — Классика, ну.
Фон Вейганд не отвлекается от основного занятия. Методично напивается, стремительно опустошает бутылку.
И меня заодно.
Вроде ничего особенного не делает. Просто наматывает кишки на кулак. Метафизически. Но всё же очень ощутимо. Нагибает, скручивает в тугой узел.
— Полагаю, тебя интересует другое, — без труда выводит на чистую воду. — К примеру, моё первое серьёзное дело.
Проницательный ублюдок.
Пускай помучается.
— Да что ты за человек такой? — восклицаю возмущённо. — По «Горцу» не фанател. На «Лик мести» забил. От «Жутко сопливых страстей» отвертелся.
Доводим до кипения.
— Может в тебе и кровь не течёт?
Маринуем эффектной паузой, окидываем пристальным взглядом, подсекаем вскользь брошенным:
— Ладно, выкладывай.
Хитрый прищур. Хищный оскал. Сигара намертво зажата в зубах.
Фон Вейганд оставляет ром в покое. Отпускает стакан, проводит пальцами по краю. На прощание. Откидывается назад, будто потягивается. Заводит руки за голову и опускает вниз.