Плохие девочки не плачут. Книга 3

Ангелос Валерия

Это лорду нечего бояться. И терять нечего. Максимум получит в челюсть или по печени. Для меня же действуют иные законы, куда более суровые. Грубой физической расправой не отделаюсь.

Тогда какого хр*на торможу?

Пораженно выдыхаю, замираю и любуюсь открывшейся картиной. Круто, аж дыхание вышибает из легких.

Прислоняюсь к резному бортику, жадно исследую горизонт.

— Don’t worry, (Не волнуйтесь,) — заявляет Гай. — Wallenberg will not be jealous. (Валленберг не станет ревновать.)

Однозначно.

Пожурит и сжалится. Запрет

в подвале до конца дней, испробует все пыточные агрегаты по очереди, затем обязательно успокоится.

Никакой агрессии, лишь садисткая изобретательность.

— He knows that I am going to get married, (Ему известно, я собираюсь жениться,) — заявляет небрежно.

Замечательные новости.

— My congratulations and best wishes, (Мои поздравления и наилучшие пожелания,) — роняю с неподдельной радостью.

Авось сойдет за смягчающие обстоятельства? Юноша занят, не претендую. У нас вполне невинные, чисто платонические отношения.

— Though marriage would never be an obstacle for me, (Хотя брак никогда не окажется преградой для меня,) — саркастически прибавляет он.

Блин, досадно.

Ни стыда, ни совести. Вот вам и цвет аристократического общества. Свадьба никому не мешает и никого не останавливает.

— If you fall in love you’ll change your mind, (Если влюбитесь, поменяете мнение), — замечаю холодно, пытаюсь остудить пыл оппонента.

Однако добиваюсь противоположного эффекта.

Гай безразлично относится к окружающим, не беспокоится о том, что любой прохожий может оказаться шпионом фон Вейганда. Он беззастенчиво скользит ладонями по моим плечам, обнимает за талию и подталкивает к стене. Грубо впечатывает в архитектурный шедевр.

Идеально-очерченные губы оказываются слишком близко, пухлые и манящие, невероятно искушающие.

— Do you really love him? (Правда, любишь его?) — спрашивает, опаляя уста прерывистым дыханием.

Однажды мы целовались.

Давно, в совершенно другой реальности. Дико, чудовищно, неправильно. Памятный момент отчетливо всплывает в сознании. Ярко и отчетливо, до мельчайших деталей.

Горю от желания. Только не к этому парню.

Он читает ответ по моим глазам и отступает, отдергивает руки, словно обжигается. Резко отстраняется.

— You remind me a woman I met many years ago. I don’t remember the colour of her eyes, I don’t remember her face. All the details faded away. There is only a vague image. (Ты похожа на женщину, которую я встретил много лет назад. Не помню цвет ее глаз, не помню лицо. Все детали постепенно исчезли. Остался лишь размытый образ.)

Склоняется, опирается о мраморные перила, взирает вдаль.

— My father was busy with his work as usual, some servant brought me to this cathedral, (Отец как всегда был занят работой, какой-то слуга привел меня в этот собор,) — вздыхает, криво усмехается. — The lecture about sights was rather boring but suddenly I saw her. Such a beauty. As if an angel came down to earth full of sin. She approached me and she touched my cheek softly. I am not sure but I guess she smiled. (Лекция

о достопримечательностях оказалась довольно скучной, но вдруг я увидел ее. Такая красавица. Точно ангел спустилась на грешную землю. Она подошла ближе и нежно дотронулась до моей щеки. Не уверен, однако полагаю, она улыбнулась.)

Неожиданно умолкает и хмурится.

Солнечный свет меркнет, на прежде безоблачном небе собираются грозовые тучи. Поднимается ветер, срываются капли дождя.

— And then? (А потом?) — не выдерживаю паузы.

Кажется, лорд Мортон уже сожалеет о внезапной откровенности. Сам не понимает, зачем обнажает душу перед практически незнакомым человеком.

Выпрямляется, не спешит повернуться, изучает пейзаж.

— And then her husband showed up, (А потом появился ее муж,) — посмеивается. — He took her away. I was seven years old and could do nothing to change it. (Увел прочь. Мне было семь лет и я ничего не мог изменить.)

Выходит, даже для Гая существуют определенные ограничения.

— It’s stupid but every time I come to Milan I visit this place. I hope to see her again. (Глупость, тем не менее, посещаю это место всякий раз когда приезжаю в Милан. Надеюсь встретить ее вновь.)

Странное чувство зарождается внутри.

Словно пытаюсь ухватиться за горящую нить.

— Or maybe I hope to see her daughter, (А может надеюсь встретить ее дочь,) — пристально изучает меня. — She is too old now. (Она слишком стара сейчас.)

Что-то щелкает, но я не способна уловить что именно.

Момент безнадежно упущен.

— You’re hopeless, (Вы неисправимы,) — заявляю осуждающе.

— And you’re the first person whom I’ve ever told this story, (А вы первая, кому я когда-либо рассказывал эту историю,) — обезоруживает искренностью.

— It is a great honor for me, (Большая честь для меня,) — произношу ровно. — But I have to leave. (Но я вынуждена удалиться.)

Хотя куда теперь спешить? На собственную казнь?

— We’ll meet again sooner than you expect, (Мы увидимся скорее, чем вы ожидаете,) — игриво подмигивает юноша.

Только если романтичный шеф-монтажник не узнает о нынешней встрече. Не посадит меня под замок, не прибьет на месте без суда и следствия.

Молчу. Ничего не говорю вслух. Киваю с многозначительным видом, быстро направляюсь к выходу.

Любопытно.

Считаю ступеньки, спускаюсь вниз по лестнице, размышляю о превратностях судьбы.

В чем секрет? В чем загвоздка?

Не ощущаю никакой страсти, ни малейшего физического притяжения к этому парню. Не могу испытывать ненависть. Оцениваю угрозу, но не боюсь. Наше общение складывается просто, легко и приятно.

Почему так?..

И как объяснить все фон Вейганду.

***

Город засыпает, просыпается мафия.

Моя кожа бледна, не спасают румяна. Глаза густо подведены темным карандашом, ресницы дрожат, отбрасывают неровные тени на слегка припудренные щеки. Губы приоткрыты в затянувшемся вздохе.