Плохие слова
Шрифт:
— Мы тоже готовы еще больше пойти навстречу совету директоров, — И Эдик зачитал заранее заготовленные незначительные уступки. — Предвидя возражения наших оппонентов, — добавил он, — напомню, что предложенные администрацией меры обеспечивают финансирование программы модернизации лишь на шестьдесят восемь процентов. Иначе говоря, остаток инвестиций все равно остается проблемой. В нашем случае эта проблема просто становится чуть сложнее. Но мы уверены, что нашим уважаемым директорам, в сжатые сроки разработавшим замечательный антикризисный
«Вот и все, — тоскливо подумал Юра Шерингарц, — двигаться нам почти некуда. Можно выклянчить еще пару процентов, но суть от этого не изменится — мы проиграли. Это я во всем виноват. Хотел сделать как лучше. И сделал, собственно. Зачем мне вообще нужна эта Америка? Неужели я здесь не заработаю?»
— Кстати, о птичках! — опомнился банкир Слива. — Что это за мутотень мы тут слушали битый час? Откуда повылазили все эти негры преклонных годов? Не негры, конечно, а афро, блин, американцы. Матери-героини, слепые дети и весь ваш райсобес? Где эти горемыки прописаны в тексте задания?
— Да, где?! — звонко вскрикнула Оля Ситникова.
— Как вам сказать, — вальяжно отвечал Эдик Каспарян. — Подобные люди есть на каждом заводе и в каждом городе. Не эти, так другие, похожие люди, изломанные судьбы…
— Мы протестуем, — перебила его Оля Ситникова и, эффектно тряхнув волосами, развернулась к кафедре. — Мы считаем, что нужно исходить строго из текста задания! Только из текста!
«Не, хороша телка! — отвлекся от игры банкир Слива. — Огонь!»
Грибов, скрипя стулом, обернулся к спонсору. Кажется, он был готов принять протест.
Но американец, поколебавшись секунду, сказал:
— Допущение кажется мне… ризонбл, допустимый. В драфте задание этих имен действительно нет. Но более чем возможно, что все упомянутые люди действительно могут существовать среди несколько тысяч персонала. Тем более что возможны другие, похожие примеры. Поэтому как переговорный аргумент они могут иметь сила.
Повисла напряженная тишина. Слышно было, как недовольно пыхтит Грибов.
— Очень странно, что подобные… допущения, а тем более подобные методы ведения переговоров кажутся… вам допустимыми и… имеют силу! — раздался ломающийся от волнения голос Егора Анисова.
Застенчивый Егор отчаянно боролся с собой. Губы его дрожали, в глазах показались слезы.
Присутствующие деликатно старались не смотреть на него.
«Состояние предобморочное, — машинально отметил Эдик Каспарян, анестезиолог по первому образованию. — Сейчас будем откачивать».
— В таком случае я хотел бы… обратиться к людям, существование которых… уважаемые судьи признали допустимым.
Егор несколько раз глотнул ртом воздух и сцепил перед собой руки.
— Дорогой Том. Дорогая Саманта Клаус. Дорогие слепые братья. Как, кстати, зовут братьев? — обратился он к Вике Плюшкиной.
— Что? — растерялась Вика.
— Братьев твоих как зовут?! — гавкнул на нее банкир
— Каких братьев?
— Слепых, бляха!
Вика почувствовала, что готова описаться.
— Тише, тише, прошу вас, — забеспокоился Грибов.
Американец не вмешивался и пристально наблюдал за происходящим.
— Это совершенно не важно, — пришел Вике на помощь Эдик Каспарян, — скажем, Билл и Том.
— Том у вас уже есть, — язвительно заметила Оля Ситникова. — Бывают и другие имена.
— Тогда Джон. Какая к свиньям разница?
Егор Анисов обвел аудиторию горящим взглядом.
— Дорогие мои Билл и Том, то есть не Том, а Джон! Дорогая Саманта Клаус! Дорогой Том! То есть это уже другой Том. Чернокожий старик, — произнес он срывающимся голосом. — Мы знаем о каждом из вас, поверьте. Помнишь, старина Том, как на корпоративном пикнике ты пил пиво с вице-президентом компании и угощал его славными кукурузными лепешками? Их испекла твоя жена Барбара. Мы похвалили лепешки, и на следующий день ты принес нам в офис кучу таких лепешек в большом бумажном пакете, и мы ели их за ланчем и благодарили тебя и твою жену? А ты, Саманта, помнишь, что при рождении каждого из твоих пятерых детей администрация посылала тебе в больницу цветы и подарки? Это были твои любимые гиацинты. Ты помнишь это, Саманта?
— Детей было не пятеро, а четверо, — зачем-то вспомнила Вика Плюшкина.
— А когда один из твоих малышей скончался от брюшного тифа, — Егор запнулся и покраснел еще гуще, — компания оплатила его похороны и предоставила тебе двухмесячный отпуск для реабилитации.
«Мы все сошли с ума, — ужаснулась Вика Плюшкина. — Когда все это кончится? Я брошу школу сегодня же. У меня хорошая профессия, и всегда хватит на хлеб с маслом. Даже с икрой. Чтобы больше никаких младенцев, умерших от брюшного тифа».
— А вы, Билл и Джон! Вы убираете цех быстрее любых зрячих рабочих, — продолжал Егор, чей голос выровнялся и стал тверже. — Вы даже выиграли какой-то конкурс в столице штата. Спасибо вам. И еще, ребята: вам, наверное, никто этого не говорил, но вы всегда убираете цех в полной темноте. Простите, но ко всему прочему мы экономили на вашей работе электричество.
«Ух ты! — невольно восхитился Эдик Каспарян. — Отличный невротический бред!»
Егор достал из кармана аккуратно сложенный белый платок.
«Кажется, у Егорки едет крыша, — заволновался фондовый спекулянт Шерингарц. — В этом дурдоме кто угодно спятит».
— Мы с вами знали лучшие времена, ребята! К сожалению, сейчас все изменилось. Мы несем убытки и стоим на пороге краха, — Егор ритуально приложил платок к глазам. — В этом есть и наша, более того, лично моя вина. Я осуществил неудачные вложения в Россию накануне их злополучного кризиса. Я поторопился закрыть перспективный калифорнийский филиал. Я совершил немало ошибок и сегодня собираюсь заплатить за них сполна. Я ухожу в отставку.