Плохой хороший конец
Шрифт:
Ноги от внезапно накатившей слабости подкосились, и я, закашлявшись, опустился на пол. В моей семье не было других детей, только я. Не было же? Прошлое, простое и ясное, в одно мгновение стало грубой пластилиновой поделкой. У меня было какое-то детство, мама, вроде в воспоминаниях даже пару раз мелькнул отец…
«Нет, нет, никаких детей, никаких близнецов».
Я упрямо замотал головой и сделал несколько глубоких вдохов. Это даже смешно – верить в фантазии сонного разума. Но не верить не получалось.
Поднявшись – с трудом, словно я должен заново учиться ходить –
Рассеянно умывшись, я вернулся в комнату, но из сознания не исчезло имя и человек, которому оно принадлежало. Шагая из стороны в сторону, я пытался понять, кто он, точно ли существует, почему я его вспомнил. Должно быть, я не в себе. Это уже повод обратиться к врачу? Тревожный звоночек, сообщающий о развитии шизофрении или ещё чего-нибудь; какой-нибудь опасной болячки, которую в СМИ продвигают не настолько активно, как ОКР или аутизм, чтобы знать её название. Или пока можно списать всё на бессонницу? Да, точно, все проблемы от неё. Нужно вернуться в кровать, а не кружить по комнате.
Говорят, если долго лежать в одной позе, сон обязательно придёт. И я лежал, развлекая себя счётом овец с лицами моих знакомых, которых неожиданно оказалось не достаточно много, чтобы через пару десятков они не начали повторяться. Коллеги, бариста в любимой кофейне, официанты в паре самых посещаемых кафе, продавцы в магазинах у работы и дома, люди с курсов фотографии и мой единственный друг, найденный там же. А где люди из детства, юношества, университетского времени? Размытые воспоминания о родителях не позволили наградить какую-нибудь овечку даже их лицами. Это и есть те самые проблемы, которые пророчила Алиса – провалы в памяти?
Около трёх всё ещё не спалось. Я с негодованием посмотрел в сторону шумевшего аквариумного фильтра. Раньше он не мешал, но сейчас казался таким громким, что свою бессонницу я приписал ему. Будь моя воля, я бы давно от него избавился, но хозяин квартиры просил позаботиться о доставшихся мне вместе с жильём питомцах. И мне было проще согласиться, чем спорить или искать другое место. Тогда. А вот сейчас я бы непременно возмутился. Или нет. Наверное, нет. Не выношу открытые конфликты.
Когда я всё-таки уснул, мне снились путаные сны про говорящих животных, жертв вьетнамской войны, французскую винодельню с призраками, огромные полигоны для испытания ядерного оружия. И никаких братьев.
Утром слабая ночная паранойя сменилась равнодушием, а близнец превратился в ничего незначащую галлюцинацию. Так же, как и встреча с Алисой – это мелочь, которая скоро растворится в рутине. Так я говорил себе, готовясь верить в любую мантру – только позвольте нормально спать.
– Паршиво выглядишь, –
Взгляд упал на зеркало, висевшее у двери, и я вздрогнул. Ночное воспоминание, вопреки отрицанию, опять предстало перед глазами. Было ли оно сном, фантазией или кусочком реальности? Чепуха, которая не стоит моего внимания. Я не стану о ней думать. Лучше заняться переводами – за них хотя бы платят.
Проигнорировав ещё какой-то комментарий со стороны Марины, я включился в работу, стараясь не воспринимать никакие раздражители извне и изнутри, но текст, раньше казавшийся нейтральным, теперь как будто издевался надо мной.
«Страх не покидал меня ни на секунду. Темнота, так любимая мною дома, в руанской квартире, тут угрожающе сгущалась и почти осязаемым туманом обволакивала тело. Никакой свет не мог разогнать призраков. Они кружили вокруг, задевая меня своими ледяными руками и просили, умоляли вспомнить причину, по которой вся моя семья в один день уехала из этого дома, пообещав больше никогда сюда не возвращаться. Но, чем дольше я стоял там, тем…»
Злее? Кровожаднее? Беспокойнее? Агрессивнее? Какими становились призраки?
Я тихо пощелкал пальцами, вспоминая нужное слово. Оно вертелось на языке, подкидывало синонимы, но не находилось. Пришлось написать что-то более-менее подходящее – «злее». Я не переносил дыры в тексте.
«Бедняга. Должно быть, тяжело не помнить свою жизнь…»
Случайно получившаяся самоирония вызвала усмешку. Явно не мне жалеть кого-то из-за подводившей памяти, ведь я в той же лодке. Только не вижу берега – кругом одна вода с моим отражением.
Заставив себя не продолжать эту аналогию, я легко дотянул до конца дня. Впрочем, логично ли использовать «легко» и «дотянул» в одном предложении? Но на деле всё было не так уж и плохо. В будни, занятые интересными переводами, время пролетало быстро.
«Так же быстро, как и вся жизнь», – невольно подумал я, заметив, что, заработавшись, пропустил обед.
В мозгу что-то щёлкнуло, будто какая-то мысль пыталась вырываться из бессознательного, но не могла. Эхом не моего голоса в ушах прозвучало короткое бессмысленно так жить, которое тут же скрылось за вспомнившимся словом для текста – «враждебнее», – и я вернулся к работе, призракам и редким мыслям о вечере, который стал для меня единственным утешением.
По понедельникам я ходил домой пешком. Короткая прогулка по любимому городу была полезной привычкой и своеобразной данью сидячему образу жизни. К тому же такой досуг расслаблял и позволял взглянуть на мир через объектив – в основном чтобы выполнить задание для курсов фотографии. Но в этот понедельник настроения гулять не было. Хотелось скорее добраться до дома, сделать чай, упасть в кресло и до ночи смотреть сериалы. Но у вселенной на мой приятный вечер были другие планы.
У подъезда, когда покой и уют были так близко, я увидел человека, беспокойно оглядывающего каждого, кто проходил мимо, и ощутил острую, словно нанесённую механически, боль в районе виска.