Плохой хороший конец
Шрифт:
Из вежливости я поинтересовался: «Зачем же вы, сударь, пришли?»; мы разговорились и оказались в ближайшем кафе. Легко, непринуждённо. Я даже решил, что это моя заслуга – какой я молодец, быстро завожу друзей, – но быстро вспомнил, что это скорее случайность: обычно новые знакомства мне не давались.
Оказалось, что Вадим, мой собеседник, посвятил фотографии половину жизни (увлекался со школы, отучился и работал по профессии восемь лет) и на курсы ходил за вдохновением:
– Творческие люди любят смотреть на других творческих людей. Большинство не выдерживает и месяца, но восторг новичков стоит того, чтобы тратить
Пожалуй, мы могли бы разговаривать о чём угодно, но чаще всего обсуждали быт и, что странно, личное. Он рассказывал о жене и дочке, о работе и коллегах, а потом слушал мой скупой отчёт о переводах, сериалах и Марине. Но в этот раз я, чувствуя что-то вроде извращённой гордости – радовался, что мне наконец есть, что рассказать. Так много новых людей, о которых я, правда, ничего не знал. Но можно ведь просто поделиться впечатлениями. Осталось только дождаться четверга. А пока оставалось думать о работе. Или о метро. А ещё в пять утра какая-то из соседских собак напомнила о своём существовании, и теперь я думал о собаках. Может, завести себе кого-нибудь? Кота, пса, котопса – кого-нибудь, кто будет ждать меня дома, гадить по углам и требовать ласки. Но у меня не приживались даже цветы в горшках – вряд ли я смог бы привыкнуть к животному. Или человеку. Ни тех, ни других, я не любил, но последних приходилось терпеть, ведь я, как учат в школе, член общества, который обязан сосуществовать с другими жителями этого муравейника в гармонии и бла-бла-бла.
– Давно хотела тебя спросить… – прерывая мои размышления, заговорила Марина. – У тебя же нет никого? Мы никогда не обсуждали измены…
Но ответить я не успел. Перед глазами стала вырисовываться картинка.
Мы с братом сидим в кафе. Нам лет шестнадцать. Я отвратительно прилизанный, ковыряю вилкой подобие карбонары и осуждающе качаю головой, а брат смотрит на меня снисходительно: словно он познал тайны мироздания и готов поделиться ими со мной, если я смогу их принять. Но по его взгляду понятно, что я никогда не смогу.
– Есть люди, любящие однообразие. Ты из таких, – делая глоток зеленоватого лимонада, объясняет он.
– И что? Ты так говоришь, как будто это плохо.
– Это скучно, – почти перебивает он. А в глазах – пустота. Видимо, и с множеством подружек ему ничуть не веселее.
Я не отвечаю. Говорят, с интересным человеком приятно просто посидеть в тишине, но наше молчание всегда тяжёлое. Мы не умеем ни разговаривать, ни молчать друг с другом. Вилка в тарелке мерзко скрипит, он смотрит на неё (и на меня) с раздражением, а потом хмыкает.
– Забавно… – начинает он, и я взволнованно придвигаюсь ближе. Хочется спросить, что его беспокоит, что скрывается за этим «забавно», но к нам подходит девушка – похоже, на пару лет старше, – и Кристиан резко замолкает.
Она одета броско, безвкусно (даже для меня) и абсолютно непрактично. Внимательно осмотрев сначала меня, потом Кристиана, она удовлетворённо кивает и наклоняется к близнецу, целуя его в губы (глупое подростковое показушничество), а я брезгливо морщусь.
– А мне ты сказал, что занят,
– Я и занят, – с лица близнеца мгновенно исчезает печальная задумчивость, уступая место более привычному скучающему равнодушию. – С тобой у меня совсем не остаётся времени на братишку.
– Вообще-то я старше на десять минут, – ворчу я себе под нос, потому что не люблю, когда он зовёт меня так. Это могло бы быть мило, но в его устах звучит уничижительно. Будто я – безмозглый младший брат, который вечно надоедает ему глупыми вопросами.
В ответ на это он бросает в мою сторону усталый взгляд, а потом возвращается к своей даме:
– Я рад тебя видеть, но не…
Его обрывают на полуслове. Ещё одна девушка, симпатичнее предыдущей и одета проще: вместо короткой юбки и сапог на каблуке – джинсы и кроссовки. И сверху не обтягивающее нечто, а обыкновенная куртка. Такая, наверное, могла бы понравиться и мне.
– Ага, вот чем ты занят, засранец, – негодует вторая, тыкая в первую. – Всякими швабрами!
Кристиан демонстрирует самую очаровательную улыбку, имеющуюся в его арсенале, и незаметно подмигивает мне, словно говоря «смотри и учись».
Конец этой истории растворился в настоящем, но я почти не сомневался, что Кристиан нашёл, как выкрутиться. Он всегда находил.
– Мне хватает и тебя, – медленно, ещё застряв в том дне, ответил я.
«Интересно, сколько это длилось? По ощущениям – несколько минут…»
– Значит, нет? – спокойно уточнила Марина, похоже, не заметив эту паузу.
– Именно, – подтвердил я.
– Хорошо, – она постучала пальцами по столу. – Хорошо, – стукнув ещё пару раз, повторила она, а потом переключилась в режим работающего зомби и больше не отвлекалась, даже когда через полтора часа я, побоявшись компании своих мыслей, пригласил её вместе пообедать.
«Видимо, кто-то слишком глуп, чтобы думать так много», – пошутил бы Кристиан, будь он на моём месте. Банальная шутка, от которой не осталось и намёка на оригинальность, но иногда Кристиан – я почему-то знал и это – разбавлял свой юмор примитивными изобретениями других. Я слабо усмехнулся, а потом растеряно замер. А что сказал бы я?
Сейчас – понятно. Отшутился бы, бросил ответную колкость; но тот, другой, из прошлого – мягкий, пассивный. Он бы, наверное, промолчал? Скорее всего. Беззлобно поджал бы губы, даже не пытаясь сопротивляться попытке его растормошить. Неужели я действительно был таким? Разве это возможно? Конечно, люди меняются. Сегодня ты один человек, а завтра – немного другой. Но лишь немного, потому что для кардинального изменения должно что-то случиться, что-то ломающее характер и уничтожающее душу. Но в моей жизни не было ничего такого. Или было?.. В мимолётной фантазии я похоронил всех друзей и знакомых, выжил в авиакатастрофе, обанкротился, бомжевал, а потом смог начать новую жизнь. Но как было на самом деле? И какую роль во всём этом играл брат? Его почему-то не было ни в одном из моих сценариев.