Площадь диктатуры
Шрифт:
– Вкусно, - с набитым ртом согласился Горлов.
– Дайте еще одну.
– Я две согрела! Так и знала, что вам понравится, - улыбнулась она, когда Горлов выложил на стойку еще два рубля.
– Хотите, телевизор включу? Вчера установили, наш собственный! Пока кушаете, новости посмотрите.
Новенькая "Радуга" висела на кронштейнах над стойкой. Не дожидаясь ответа, она привстала на цыпочки и щелкнула клавишей.
Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-рот-фронтовски[51]
– Что показывают?
– спросил он у буфетчицы.
– Митинг вчера был. Против этих, - как их?
– партократов. В общем, за демократов. Мы с мужем тоже ходили. Народу - до ужаса! И все такие веселые, друг дружке улыбаются, разве только песен не пели. И, не поверите, ни одного пьяного! А этого, - она махнула рукой в телевизор, - мы освистали и затопали. Мы ему и слова сказать не дали. Пусть к себе идет, со своими в обкомах митингует, - она неожиданно повернулась к экрану.
– Ой, подождите, Собчак выступает!
– … если Гидаспов считает, что может управлять великим городом, как военным заводом, то он глубоко заблуждается. Потому что при всем том, что выделывали с Ленинградом последние 70 лет, он все же остается одним из центров мировой культуры и науки. И, может быть, до сих пор остается духовным центром нашей страны. Нами нельзя управлять так, как привык товарищ Гидаспов и его единомышленники!
– Собчак говорил спокойно, ни разу не запнувшись; его голос был напряженным и звонким.
– Если завтра выборы, я только за Собчака проголосую. Даже, если он будет в другом округе, все равно! Пойду, возьму открепительный и проголосую. Он все знает, как надо. Только за него буду голосовать, - восторженно сказала буфетчица.
"… в митинге, организованном Ленинградским народным фронтом, обществом "Мемориал", Ленинградской ассоциацией избирателей и другими общественными организациями по предварительным подсчетам приняло участие свыше восьмидесяти тысяч человек, - сказал с экрана диктор.
– А вы за кого - за демократов или за этих, за номенклатуриков?
– спросила буфетчица.
– Я за Троцкого и Ленина, против жидов и коммунистов, - допивая кофе, засмеялся Горлов.
– Значит, за наших!
– обрадовалась буфетчица и, увидев, что Горлов собирается уходить, заученно улыбнулась: – Заходите к нам еще. В любое время - мы работаем круглые сутки.
По дороге к машине Горлов заметил свободный автомат и, с трудом отыскав в кармане двухкопеечную монету, набрал знакомый номер.
Трубку сняла Лариса. Она три раза повторила "Алло, я вас слушаю", как договорились, если рядом никого нет, и можно свободно говорить.
– Это я, здравствуй! Только что прилетел, - сказал Горлов,
– Слышу, - засмеялась Лариса, но Горлову показалось, что она чем-то удручена.
– У тебя все в порядке?
– спросил он.
– Не совсем, - она будто глубоко вздохнула, и вдруг выпалила: - Меня не допускают к полетам! Сказали, что надо увольняться.
– Почему? Разве ты не выздоровела?
– Там другое, - она замялась и замолчала.
– Тебе неудобно говорить?
– спросил Горлов.
– Дома никого нет, но…
– Увидимся около пяти. Я заеду на работу, потом в нашу контору. Там ремонт заканчивается, уже телефоны установили. Как только приеду, сразу позвоню и пришлю машину, - чувствуя неладное, решил Горлов.
– Не надо машину, я сама доберусь, ты только объясни где это, и как добраться, - как-то безразлично согласилась Лариса. В трубке щелкнуло, и связь оборвалась. Горлов перерыл все карманы, но монеты больше не было, и, чертыхнувшись, он повесил трубку.
3.15 Знать, цыганка наворожила
– Тебе, Слава, привет от контр-адмирала Бокова!
– сказал Горлов, поставив перед Лахаревым красную жестянку с бутылкой "Джонни Уолкер".
– Обрати внимание: "Рэд лэйбл". Гуляка Джон[52]– хорошая компания!
– Мне точно такое виски, только с черной этикеткой, одноклассник подарил - на "Ульяновске" плавает старшим помощником. Три года бутылка в серванте стояла, потом как-то гости нагрянули, и не хватило. Давай, говорят, не жмись! Пришлось откупорить. Теперь подхожу к буфету и вздыхаю: чего-то в нем не хватает.
– Хороший совет: в буфет поставь пустую коробку, а содержимое выпей. Красота - навечно, а удовольствие - по потребности, - сказал Горлов.
– Скажи, Боря, как ты в Москве оказался?
– заворожено осматривая подарок, спросил Лахарев.
– Я в Москве не был. Я в Мурманск ездил, в штаб Северного Флота. Ты же сам разрешил! Сказал: узнай, мол, что у них и как, чем могут помочь, - удивился Горлов.
– Уже помогли! Утром Нестеренко из Москвы полчаса по телефону орал: откуда в Минобороне узнали про нашу новую "Эс-эмку-двенадцать"[53], и почему руководство нашего Министерства, - то есть он, - ничего не знает.
– Он с печки свалился? Кто тему из плана вычеркнул - разве не он?
– возмутился Горлов.
– Не кипятись! Первый удар я на себя уже принял, а дальше дело за тобой. Надо срочно отправить предпроектные документы и все наши предложения. Нестеренко их сразу доложит. Сказал, что с начала квартала пойдет финансирование. С моряками замминистра уже договорился - через ВПК они сами проведут! Представляешь?
– Дела-а-а!
– развел руками Горлов.
– Никакой нам враг не страшен, если он растерян и ошарашен!
– сказал Лахарев, все еще не выпуская из рук подаренное виски.
– Если все получится, никого сокращать не придется.