Площадь павших борцов
Шрифт:
– Сегодня построим, а завтра от него немцы одни сваи оставят. Меня же и турнут за милую душу, как... Дон-Кихота!
Еременко сказал, что мост берет на себя:
– У меня же саперы. А мост наплавной сделаем. Коли разбомбят, восстановим быстро, и снова поехали... Нельзя же воевать, если армия на одном берегу, считай, в городе, а тылы ее на другом, в Заволжье, где одна тоска зеленая.
Разговор происходил на командном пункте двух фронтов (в штольнях), в соседней комнате тихо попискивала морзянка, в проходе были кучей свалены аккумуляторные батареи, а стены в кабинете Еременко были сплошь обтянуты тонкой фанерой, и оба они,
– Хозяин распорядился, - намекнул Чуянов.
– Верно!
– огляделся Еременко.
– А я-то сижу я думаю: отчего в подвале все такое знакомое, будто в кабинете вождя нахожусь? Вот она, наглядная забота о нас партии и правительства...
(Подобные словесные эскапады были в духе речей того времени, даже в мемуарах Еременко писал, что в Кабинете Сталина ему казалось, будто Ильич с портрета улыбался ему, словно ободряя на подвиг). А дома Чуянова поджидала жена.
– Алеша, - завела она прежний разговор.
– Или глаз у тебя не стало? Разве не видишь, что творится в городе? Твои партийные работники из обкома и даже из райкомов уже давно семьи из города тишком повывозили. Теперь живут в безопасности в заволжских кумысолечебницах, беды не знают на обкомовских дачах в "Горной поляне". Один ты у меня...
– Ша!
– сказал Чуянов.
– Не скули. Я тебе уже говорил, что моя семья останется в Сталинграде, и больше с такими вопросами ко мне не приставай.
Дедушка Ефим Иванович поддержал Чуянова:
– Алексей-то правду сказывает. На него же люди смотрят: сбежал аль сидит? Вот и крепись, а не хнычь... Сама знала, за кого замуж выходила. У них, партейных, своего винта нет - они сверху крутятся, как окаянные...
Если выдавались спокойные ночи, сталинградцы из окон своих квартир видели далекое зарево - это полыхала степь, в огне сражений собрали на корню массивы переспелой ржи и пшеницы. Надрывно, почти истошно перекликались меж собой маневровые "кукушки" на станциях Качалино, Паншино, Котлубань, - сталинградский узел уже задыхался в страшном и тесном тупике, из которого, казалось, не выдернуть ни одного вагона и не найти места для вагона прибывшего. А вокруг города, ограждая его от наседающих армий Гота и Паулюса, подтянулась на 800 километров извилистая и постоянно колеблющаяся линия фронта - в разрывах и проломах, уже рваная...
В эти дни Еременко вызвал к себе саперов, их в Сталинграде возглавлял инженер-генерал В. Ф. Шестаков.
– Без моста задохнемся... Вспомните, как наш замечательный советский классик Алексей Толстой в своем гениальном романе "Хлеб" описал скорое строительство моста через Дон нашим легендарным маршалом Ворошиловым.
– Так это в романах, - отвечали саперы, - легко было писать Толстому, а ты попробуй-ка сделай... У нас тут не Дон, а Волга-матушка, и мы тоже не товарищи Ворошиловы.
Строить наплывной мост решили возле Тракторного завода (СТЗ), и Шестаков сказал, что будут поторапливаться, ибо железная дорога от узловой станции Поворино уже доживает последние дни! не сегодня, так завтра немцы могут ее перерезать.
– Будем спешить, - скромно обещал генерал Шестаков...
Наводить мост решили от набережной, чтобы через острова Зайцевский и Спорный он вывел к Ахтубе, где густо дозревали вишневые сады. А дальше уже тянулись нелюдимые степи Заволжья,
* * *
Примерно за день до назначения В. И. Еременко в Сталинграде случилось нечто из области не научной, но административной фантастики, явление, до сих пор необъяснимое
В тупике железнодорожных путей, где скопились вагоны с различным сырьем для металлобазы Вторчермета, грузчики наткнулись на запломбированный вагон, который охранял солдат с винтовкой. Естественно, работяги удивились;
– Чего у тебя там в вагоне? Медь, чугун?
– Железяки всякие.
– Так чего хлам охранять-то?
– Так велено.
– Ну валяй отсель, - сказали грузчики.
– Да проспись. На тебе лица нет. А мы твой вагон под разгрузку ставим.
– Хрена с два, - отвечал стойкий часовой.
– Мне приказано никого не подпушать, а ежели кто полезет - стрелять.
– Не дури! Вот и квитанция у нас на разгрузку.
– Отойди по-хорошему, - кричал солдат, щелкая затвором винтовки. Иначе, ей-ей, пальну - не возрадуетесь,
– Псих ты, что ли? Совсем очумел?
– Говорю - отойди. Иначе всех перестреляю...
С базы Вторчермета звонили в обком, просили вмешаться, а Чуянов поднял на ноги НКВД, наказав Воронину разобраться с этим вагоном. Воронин, ныряя под составами, забившими станционные пути, долго ползал в неразберихе путей, наконец вышел на грузчиков, которые в сторонке покуривали.
– Эвон, - показали они ему, - вагон под пломбами. На базе ждут, чтобы пустить металлолом в переплавку, а энтот молокосос обрадовался, что "винтарь" доверили - не подпущает.
Воронин сунулся было на площадку вагона, чтобы одним махом обезоружить солдата, но тут же кувырком полетел под насыпь от удара приклада и окрика: "Стой! Стрелять буду..." Отошел подальше, отряхнул галифе, матюгнулся и стал думу думать - как бы ему разоружить бойца, чересчур усердного, чтобы он с винтовкой расстался. Как представитель могучей организации НКВД, Воронин, конечно, начинал с лирики:
– Эй, товарищ боец, благодарю за верную службу!
– Служу Советскому Союзу, - последовал четкий ответ.
– А какой день ты не жрамши?
– ласково спросил Воронин.
– Кажись, пятый. Забыл, когда ел.
– Небось, и пос... хочешь?
– ласково спросил Воронин.
– Прижимает. Да боевой пост не оставишь.
Воронин продумал свое поведение, издали спрашивая:
– Эй, хочешь, я тебя арестую?
– Зачем?
– удивился часовой.
– А... просто так. Больно уж ты мне понравился. Я ведь тебе не хрен собачий, а НКВД... что хочу, то и делаю. Могу хоть здесь ордер на арест выписать и припаяю "врага народа".
– За што?
– еще больше удивился боец.
– У нас не спрашивают - за что? Значит, так надо. Лучше бросай винтовку да пойдем со мной. Хватит трепаться. Я тебя в нужник сведу и даже кормить стану... Идет?
Все-таки уговорил. Боец сдал винтовку, свой пост, Воронин отправил его с запиской в комендатуру города, куда и сам позвонил, чтобы там его накормили и дали парню выспаться.
Потом свистнул, подзывая бригаду грузчиков:
– Эй, ребята! Срывай пломбы... I
Сорвали. Дверь теплушки с грохотом откатилась в сторону, Воронин глянул внутрь вагона и... обомлел.