Плоть
Шрифт:
Ленита взяла из рук служанки пушистого зверька, осмотрела его гордым взглядом заядлой и удачливой охотницы, погладила по шелковистой шерстке, потом положила в ягдташ и протянула мулатке.
Светало. Туман рассеивался. Неясная чернота леса преображалась в зелень. Виднелись бамбуковые заросли, пальмовые ветви, подобные пышным плюмажам, роскошные кроны пайны, убранные розовым ковром ранних цветов.
Пронзительный аромат душистых орхидей, освеженных утренним бризом, услаждал обоняние, не раздражая, но и не
Слышались птичьи трели и жужжание насекомых, приветствующих праздничным гимном наступление дня.
Ленита со служанкой углубились в лес. Там царил непроглядный мрак. Обильная роса, выпавшая за ночь, скопилась на листьях и тихо, с глухим звуком капала на слежавшийся на земле слой сухих опавших листьев.
Ленита всей грудью вдыхала чистейший кислород, выделяемый буйной растительностью.
Две девушки шли по широкой дороге, пока не приблизились к зарослям высокой перобы, где начиналась тропинка, ведущая в лес налево. По ней-то они и пошли, пока не остановились у стройного коричного дерева.
Кругом царило безмолвие, изредка нарушаемое тихими звуками падающих росинок.
Ленита велела служанке отойти и посидеть под каким-нибудь другим деревом. Она посмотрела вверх.
Листва коричного дерева смутно вырисовывалась на темном небе. Вдруг ее очертания стали более резкими, местами она пожелтела, словно ее опрыскали потоками жидкого золота,– это ее поцеловал первый солнечный луч занимавшегося утра.
Сверху – уже свет и жизнь; внизу – еще темнота и тайна.
Черная тень быстро пересекала пространство – это была птица жаку. Она села, покачиваясь, на один из нижних сучьев. Усаживаясь, она неторопливо сложила крылья, закрыла великолепный веер длинного хвоста, вытянула шею и стала пугливо озираться по сторонам.
Оглядевшись, она вспорхнула с ветки, затерялась в листве, потом снова появилась на верхушке дерева, вся залитая солнцем. Она весело потряхивала пунцовой бородкой.
Ленита, бледная, с прерывающимся от волнения дыханием, с напряженными нервами, с подкашивающимися ногами, восторженно наблюдала за нарядной птицей.
Сделав над собой усилие, она взвела курок, медленно подняла ружье и прицелилась.
Выстрелить ей не хватило духу – она опустила ружье и снова принялась рассматривать птицу.
Вдруг глаза у нее блеснули, точно черная молния, черты лица исказились, белые зубы закусили алую губу – и, хладнокровная, решительная, она снова вскинула ружье, прицелилась и спустила курок.
Настигнутая пулей птица опрокинулась, сорвалась с ветки и с глухим стуком упала на землю.
Прыгнув, словно кошка, Ленита вцепилась в добычу, дрожа от жестокого наслаждения, поднесла ее к лицу, подула на рябые перья на птичьей грудке, стремясь увидеть след от пули. С несказанным сладострастием ощущала она, как ее пальцы увлажняются теплой кровью жертвы.
Ружье
Ленита подняла глаза.
На том же суку, с которого только что свалилась птица жаку, восседал великолепный голубь. Перья на его изящной шее переливались на солнце всеми цветами радуги.
Ленита снова взяла ружье, зарядила, прицелилась, выстрелила – и новая жертва упала на землю, отчаянно забившись в предсмертных мучениях.
Служанка, с блеском в глазах и с широкой восторженной улыбкой, подбежала, чтобы сложить убитых птиц в ягдташ.
–?Голубь и жаку, дона Ленита! – воскликнула она, сияя от радости.
–?Тише ты!
На роковой сук только что уселся тукан, поводя во все стороны огромным губчатым клювом. Черные перья у него на спине чудесным образом контрастировали с оранжевым горлышком и ярко-красной грудкой. Под жарким тропическим солнцем его оперение переливалось всеми красками, и казалось, что это какое-то фантастическое существо, живой, наделенный душою цветок, появившийся на этом дереве из неведомых краев.
Меткий выстрел Лениты сразил и эту птицу, потом другую, третью... Это было настоящее кровопролитие, настоящее побоище.
Было почти десять часов. Солнце поднималось к зениту, изливая потоки света, покрывая огненными поцелуями широкую листву каэте и сердцевидные листья перипаробы. По ярко-синему небу разбросаны были белоснежные облака, и среди празднества разнообразных красок одинокой точкой чернел затерявшийся в беспредельности ворон.
Наступала жара.
–?Давно пора бы позавтракать,– сказала Ленита.– Пойдем-ка отсюда. Завтра снова придем.
–?Славно вы поохотились, дона Ленита! Девятнадцать крупных птиц и один заяц. Ни разу не промахнулись!
–?Я всегда стреляю метко,– самодовольно ответила девушка.
–?Я тоже всегда стреляю метко,– раздался голос у них за спиной.
Это был Барбоза.
Ружье выпало из рук у Лениты. Она побледнела, сердце у нее замерло, кровь застыла в жилах, все поплыло перед глазами. Чтобы удержаться на ногах, ей пришлось опереться о гладкий ствол коричного дерева.
–?Что такое, сеньора? Что случилось, Ленита? – встревожился Барбоза, торопясь подхватить ее.
–?Я так испугалась...– пробормотала девушка, приходя в себя.
–?Простите, я поступил неблагоразумно. Мне так хотелось видеть вас и устроить вам сюрприз... Ведь вы простите меня, да?
Она взял ее похолодевшие руки и крепко сжал в своих.
–?Прощу ли? Да я вам бесконечно благодарна, что вижу вас раньше, чем думала. Как вам удалось приехать так рано?
–?Я ехал на лошади, чтобы выиграть несколько часов. Всю ночь скакал. Вчера приехал в Жундаи и не успел на поезд. Ждать пришлось бы целые сутки, а у меня терпения не хватило бы.