Плоть

Рибейру Жулиу

Во всех случаях он рассчитывал на снисхождение со стороны правительства, и даже когда в редчайших случаях ему приходилось предстать перед судом за какое-нибудь чудовищное злоупотребление властью, он с уверенностью мог ожидать оправдательного приговора.

Его господство простиралось до того, что иногда он приказывал убивать свободных горожан, выказывал неуважение представителям конституционной власти, мог надавать им пощечин при исполнении ими служебных обязанностей – и все же... бывал оправдан.

Чтобы сохранить за хозяином фазенды привычные привилегии, судебные разбирательства

проводились беспринципно и юридически безграмотно. В Кампинасе, к примеру, на любое преступление, совершенное рабами при каких бы то ни было обстоятельствах, как правило, смотрели сквозь пальцы. Если же наказание все же назначалось, то оно бывало сравнительно мягким и сводилось к порке, после которой преступника препровождали к хозяину, который волен был поступать с ним по своему усмотрению.

Страшное событие – жестокое сожжение колдуна, совершенное рабами с фазенды,– огласке предано не было, а если и достигло до ушей отцов города, то те и пальцем не шевельнули.

Полковник – человек добрый и сострадательный – поначалу ужаснулся происшествию, которому не смог воспрепятствовать, но потом решил, что все разрешилось само собой и что это может послужить хорошим уроком для злоумышленников. Барбоза, хоть и провел почти полжизни в человеколюбивом Альбионе, но все же был сыном хозяина фазенды и получил соответствующее воспитание. Поэтому происшествие его не удивило – более того, его вполне устроила развязка этого трудного и запутанного дела.

Тоскливая, печальная атмосфера, которую всегда порождает трагическое событие, мало-помалу рассеивалась.

Жизнь на фазенде вскоре вошла в обычную колею. Поговаривали даже, что наступило облегчение, что стало легче дышать. Жоакин Камбинда внушал страх, никто против него слова сказать не смел – и все же, кроме небольшого числа его последователей, все его ненавидели. Его смерть, как и смерть любого тирана, вызвала всеобщее ликование, и все вздохнули полной грудью. Исчезла страшная и невидимая опасность, которая ежеминутно угрожала каждому.

В зарослях жабутикабы по-прежнему в изобилии водились различные птицы, зайцы и даже ежи.

По утрам Ленита ходила охотиться. Ее сопровождал Барбоза, который всю радость от охоты оставлял ей, а трудную работу приберегал для себя. Он подбирал убитых птиц и гонялся за подранками. Обнаружив неподалеку от коричного дерева протоптанную охотничью тропу, он выбрал место, показавшееся ему подходящим для засады, очистил его и рассыпал кукурузу – сделал приманку. На третий день он с несказанным удовольствием убедился, что место выбрано действительно удачно, потому что кукуруза оказалась съеденной. Пришлось заготовить новую приманку. Он понял, что пора устраивать засаду. Соорудил четырехугольный шалаш, достаточно просторный для двоих, накрыл пальмовыми ветками, внутри устроил сиденье из палок, в землю воткнул сошки, чтобы ставить ружья, а в стенах сделал отверстия, чтобы выслеживать дичь. Он предвкушал, какой приятный сюрприз это будет для Лениты, в каком она будет восторге, когда ей впервые удастся выйти на охоту на долгий срок.

Он подождал несколько дней, пока дичь привыкнет к шалашу. Решив, что прошло достаточно времени, он велел разбудить Лениту еще затемно – гораздо раньше,

чем обычно. Все отправились в путь.

Чтобы не сбиться с дороги, Барбозе все время приходилось зажигать спички – темно было, как в чернильнице. Темные кроны деревьев сливались с чернотой неба. Ленита не выспалась и без конца зевала. Служанка ежилась и куталась в шаль.

–?Не рано ли мы вышли – целый час придется ждать,– заметила Ленита.

–?Придем вовремя,– отозвался Барбоза.

–?Птицы еще не проснулись.

–?Проснутся, когда проснутся. Мы здесь не из-за птиц.

–?А из-за кого?

–?Увидите. Марсиана, останься здесь. Садись и не шуми. А вы, дона Ленита, идите со мной.

–?Куда мы идем?

–?Увидите. Имейте терпение.

Девушка, до крайности заинтригованная, молча и безропотно последовала за Барбозой. Тот шел впереди, показывая дорогу. То он подавал ей руку, то отводил ветку, чтоб она не хлестнула Лениту по лицу. Наконец они подошли к шалашу.

–?Входите, Ленита,– произнес Барбоза, любезно распахивая перед ней дверцу, словно приглашая свою спутницу в буфет в аристократическом салоне после изысканного котильона.

Ленита решительно вошла в темное помещение, где ничего не было видно.

Барбоза вошел следом, чиркнул спичкой, показал Лените скамейку, усадил ее, установил ружье на сошку, навел его на приманку и уселся рядом с девушкой.

–?Так что же это такое, в конце концов?

–?Засада. Тише! Будем ждать.

В шалаше, густо покрытом еще зелеными пальмовыми ветками, было довольно уютно. Ленита, в шерстяных перчатках, закутанная в непромокаемый плащ из плотного кашемира, ощущала сладостное тепло, исходящее от тела Барбозы. Ей было хорошо. Полной грудью вдыхала она чистый, свежий лесной воздух, терпкий запах пальмовых листьев, сладостно убаюкивающий мозг. С наслаждением внимала она, как роса ритмично каплет на слежавшуюся прошлогоднюю листву. Время шло незаметно.

Рассвело. Свет озарил лес, обрисовывая стволы, расцвечивая кроны и освещая бурую землю, на которой ярко-желтым пятном выделялась рассыпанная приманка.

Вдруг Барбоза толкнул Лениту коленом.

Маленький, изящный зверек показался из леса и осторожно, вытягивая тонкое тельце, приблизился к рассыпанной кукурузе, побежал назад, спрятался, потом вернулся, выгнул спинку и осторожно, опасливо принялся за еду. Страх у него мало-помалу проходил. Он сел на задние лапки, поднял передние и, хватая ими, как руками, кукурузу, принялся жадно грызть ее.

Ленита, бледная, с бешено бьющимся сердцем, почти бессознательно, повинуясь охотничьему инстинкту, поправила ружье, прицелилась и спустила курок.

Выстрел прокатился по лесу, глухо отдаваясь вдали. Поляна заволоклась дымом.

Ленита и Барбоза выбежали из укрытия, чтобы посмотреть, удачным ли оказался выстрел.

Возле рассыпанной кукурузы лежал зверек с взъерошенной, чуть волнистой шерсткой, наповал сраженный смертоносным свинцом.

Это был агути.

Когда Ленита увидела его на последнем издыхании, простертого на земле, истекающего кровью, ею овладела такая радость, что ноги подкосились, и она рухнула на колени, устремив на Барбозу полный признательности взгляд.