Плозия
Шрифт:
Я не ожидаю такого вопроса, а потому на какое-то время теряюсь, пока от легкого остолбенения меня не пробуждает все тот же ласковый голос:
– Эй, вы как? – спрашивает меня дама-психиатр.
– Все в… кхм, все в порядке, – отвечаю я.
– Хорошо, ну так о чем вы хотите поговорить?
– Прошу прощения?
– Вы о чем-то говорили с другим пациентом, когда случился припадок. – она произносит это спокойным и ровным голосом без какого-либо признака эмоциональной оценки.
–
– Ну да, или как бы вы это назвали? – спрашивает она, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, взгляд зачаровывает меня, почти гипнотизирует, не сразу я замечаю, что у нее один глаз зеленый, другой – карий. Я вдруг вспоминаю про идущий между нами разговор и решаю ответить:
– Я не знаю, не помню, как это произошло… – говорю я, слегка увлекшись воспоминанием о смерти.
– О чем вы задумались? – спрашивает дева-целитель.
– Да так, ни о чем, – говорю я, словно опомнившись.
– Хорошо, можете не отвечать, если не хотите, – улыбается она, после чего приподнимается с кресла и подходит к книжным полкам, висящим за спинкой кресла на противоположной от меня стене матового серо-голубого цвета. Там она отодвигает пару книг и извлекает небольшую шкатулку. Меня это заинтересовывает, так что я даже пару раз порываюсь приподняться, чтобы разглядеть, что же у нее там, но вовремя сдерживаюсь. Тем временем докторша ставит закрытую шкатулку на стол, подходит к входной двери кабинета и защелкивает замок. Грациозно и непринужденно разворачивается и направляется к окну напротив. Возле окна она приподнимается на цыпочки, и только сейчас я замечаю, что она босая. Пока я смотрю на ее обнаженные ступни, она приоткрывает самую верхнюю створку окна, потом закрывает жалюзи, из-за чего комната погружается во мрак. Она включает лампу, стоящую на столе, и в кабинете воцаряется комфортная и уютная атмосфера. Все это время я сижу в недоумевающем оцепенении. Еще пару манипуляций, и вот откуда-то на столе старомодный радиоприемник с кассетником. Стоп, откуда я знаю, что он старомодный?
Она извлекает из открытой шкатулки небольшую самокрутку, подносит ко рту и поджигает, одновременно затягиваясь. Я наблюдаю за всем этим, как зачарованный.
– Вам разрешено курить? – выговариваю я.
– Не знаю, если честно, я никогда не спрашивала, – говорит она, вновь пронизывая меня улыбкой. Запах от зажженной самокрутки кажется мне странным, она выпускает клуб дыма и вновь затягивается.
– А что это?
– То, что помогает мне немного расслабиться и лучше вникнуть в проблемы пациентов, – произносит врач, делая очередную глубокую затяжку, после чего аккуратно тушит курево о внутреннюю сторону крышки шкатулки. Закрыв шкатулку, она достает из ящика стола освежитель воздуха и все такими же непринужденными движениями распрыскивает содержимое в воздух, после чего закрывает верхнюю дверцу окна, вновь приподнявшись на цыпочки босыми ногами и запустив руку под закрытые жалюзи. Я наблюдаю за каждым ее движением уже не столько зачарованный, сколько сбитый с толку этой женщиной. Как будто я мог еще больше сбиться с толку!
– Все хорошо, – спокойно произносит она. – Знаете, вы мне нравитесь, с вами комфортно проводить сеанс. Вы не обременяете меня ненужной болтовней, но вроде бы ничего и не скрываете: все видно по вашим глазам и лицу.
Заявление
– Не волнуйтесь, – говорит доктор, и вдруг я вижу, что она меняется: передо мной не девушка-терапевт с разноцветными глазами, а Она, та самая она. Та, что позаботилась о том, чтобы сердце было при мне. Это пугает меня, но и успокаивает. Я просто в одночасье принимаю свою судьбу, какой бы она ни была. – Привеет, – говорит уже другой голос, я хорошо знаю этот голос. – Как ты тут, соскучился?
– Я не успел соскучиться, – говорю я, – ты везде, ты меня преследуешь, а я даже не знаю, кто ты.
– Плод твоего больного воображения? – спрашивает она, почти ехидно улыбаясь.
– В данном конкретном случае боюсь, что иначе просто не может быть. – отвечаю я, и она негромко и очень тепло смеется.
Передо мной снова леди-доктор. На ее лице улыбка. А общая атмосфера в комнате как-то невзначай и внезапно поменялась: наверное, дело в освещении – жалюзи более не закрыты, а лампа на столе выключена. Когда все эти метаморфозы успели произойти, я не заметил. Складывается впечатление, что я находился в каком-то трансе, поэтому я спрашиваю:
– Вы что, ввели меня в какое-то подобие транса?
– Можно сказать и так, – мягко произносит доктор, – ну как, расскажете мне, кто она такая?
– О ком вы? – спрашиваю я и не вру: будучи сбитым с толку, я не вполне улавливаю смысл вопроса.
– Сами знаете, та девушка, с которой вы разговаривали только что, это точно была не я, но было видно, что вы крайне взволнованы и возбуждены, мужчина вряд ли бы вызвал в вас такую реакцию. Или, может, я ошибаюсь?
– Вы знаете больше, чем я, о причинах, по которым я здесь? – неожиданно для себя самого спрашиваю я.
Она лишь улыбается, я думаю, что она ничего не ответит, но она говорит:
– Я предпочитаю не читать историю болезни, так интереснее, и это позволяет быть более, ну не знаю, объективной, что ли. – говорит она и снова мягко улыбается, что уже начинает меня раздражать.
– Откуда мне знать, что вы не лжете? Почему я должен вам верить?
– Вы не должны.
Глава 5.
Сеансы с дамой-психиатром теперь регулярны, так она мне говорит перед тем, как я выхожу из ее кабинета. Я иду по коридору, не разбирая дороги: настолько странно и опустошенно себя чувствую.
В какой-то момент я оказываюсь в общей комнате, совершенно не понимая, как тут очутился. Однако я не успеваю задуматься над этим, потому что здесь настоящее столпотворение. Возле колонны в центре на табуретке, возвышаясь над толпой заинтересованных психов, стоит Вергилий. Своим чарующим голосом он декламирует речь: