Пляска в степи
Шрифт:
Горазд растерянно почесал пятерней затылок.
— Ты ступай домой, — сказал ему Будимир. — Князю ни до того нынче. Хотя он вас крепко ждал. Весть в черноводское княжество велел послать в тот же день, как дружину Святополка разбил.
Договорив, сотник ушел, и Горазд обернулся ему вслед. Со спины Будимир казался еще пуще похожим на медведя: широкие плечи, темные волосы, неспешная походка вразвалочку из-за хромоты.
Может, он был прав. Нечего Горазду нынче на подворье делать, а в избе его давно заждались мать с сестренками. Ничем он не подсобит князю,
Махнув рукой, он развернулся и зашагал к воротам. Но ему пришлось посторониться, когда на подворье вернулась Чеслава. И не одна. Перед ней верхом сидела женщина, в которой Горазд с удивлением признал знахарку из терема князя Некраса. Минувшие седмицы не были к ней добры, и у женщины прибавилось морщин и седых волос. Но, спустившись на землю вперед Чеславы, она с резвостью зашагала, почти побежала в сторону бани.
Воительница посмотрела ей в спину, но последовать за ней не посмела. К рожанице подпускали лишь мужатых женщин, у которых были сыновья, да знахарок. Чеслава же в глазах Богов не была девкой, но и мужем тоже не была. Потому-то ей и стоило держаться от бани подальше. Чтобы еще пуще сумятицу не наводить. И так ведь нынче душа княгини металась.
— Горазд! — она самую малость повеселела, когда, наконец, увидела кметя. Хотела сама подойти к нему, но он поспел первым.
— Ты зачем ее привезла?! — тотчас набросился на нее Горазд, указав рукой на баню. — Она ж княгиню Мальфриду погубила, ее князь по всему княжеству разыскивал!
— Много ты понимаешь! — огрызнулась Чеслава, нахмурившись. — Князь приказал ее привести. А кто старое помянет... Что было, то быльем поросло!
— Да как же так, — изумленно выдохнул Горазд. — Через нее столько всего приключилось...
— То не нашего ума дело. Она сама в терем вернулась. Еще до того, как Святополк напал. И княгиня ее приветила! И потом стольких выходила... князю раны врачевала она, да и мою руку тоже...
И только тогда Горазд, наконец, заметил, что повязки с раздробленной руки уже сняли, но Чеслава ее берегла. К телу поближе прижимала и лошадью правила другой рукой.
Кметь остыл столь же быстро, как и вспыхнул. Устыдился, что на воительницу накинулся, словно она сама решала, кого к княгине допускать
Чеслава же, не глядя на него, повернулась и зашагала в сторону бани, и Горазд невольно пошел следом, позабыв, что намеревался уйти в избу, повидать своих.
Она остановилась на почтительном расстоянии, и они увидели, что князь и знахарка Зима о чем-то говорили промеж собой. А потом Ярослав низко ей поклонился, ладонью коснувшись земли. Никогда прежде Горазд не видал, чтобы князь так склонялся. Никогда и не перед кем. Стыд ожег ему лицо, и он опустил голову, словно мальчишка. Он знахарку лаял, а ей сам князь не чурался в ноги поклониться. Дурак, ох и дурак же он.
Горазд искоса поглядел на Чеславу: закусив губу, та смотрела прямо перед собой, и столько муки было в ее взгляде, в заломленных бровях, в нахмуренном лбе, что Горазд, даже не подумав,
— Что там? — шепотом спросил Горазд, когда князь выпрямился, а знахарка скрылась в дверях.
— Коли б я что смыслила, — горькая улыбка коснулась губ Чеславы. — Мучается княгиня шибко, с ночи уже.
Оба невольно поглядели на небо, где солнце неумолимо ползло к закату, и его косые лучи золотили терем да двор.
— Ты-то ступай к своим, — Чеслава встрепенулась, словно очнулась после глубокого сна. — Ни ты, ни я тут не помощники.
— Да-а... — Горазд медленно кивнул. — Я тут сына дядьки Крута повстречал...
— Умер воевода, как князя увидал. До последнего терем держал, — в ее голосе прозвучали слезы, и Чеслава сердито мотнула головой. — Много всего произошло тут. Так просто и не расскажешь. Да и не нынче...
Разговаривая с Гораздом, она постоянно поглядывала тому за плечо, в сторону бани. Знахарка Зима, как вошла туда, так больше снаружи не показывались. И Любава Судиславна с третьей женщиной тоже давненько уже не выходили.
— Я мать с сестренками повидаю и разом вернусь, — торопливо пообещал Чеславе Горазд, и она кивнула, но он сомневался, услышала ли она его на самом деле.
Вопреки его тревогам, их избенка на самом отшибе оказалась нетронутой. То ли не дошло до нее святополковское войско, то ли побрезговали к такой развалюхе прикасаться. Оглаживая доверху набитую мошну, Горазд представлял, как вскорости перевезет мать и сестер в избу побольше да покрепче. И утварь на торгу купит, и ткань, и украшения, и меховые шкуры, о которых Ладка каждый день болтала.
Как ступил за порог, так чуть не задушили его от радости. Мать плакала и смеялась одновременно, три девчонки водили вокруг него хороводы, а после все вместе робко разглядывали тяжелехонькую мошну, которую он положил перед ними на стол. Вестимо, мать нащупала его повязки на груди и еще немало слез пролила в тот день, припоминая, как она ждала и ждала его из похода, и как едва не померла, когда не вернулся он вместе со всеми.
Благо, одноглазая воительница к ним в избу заглянула, сказала, что жив ее сыночек, токмо от ран поправляется. Горазд, слушая это, неведомо почему покраснел аж до ушей.
— Я же обещал, что вернусь и привезу тебе серебра, — сказал он матери, когда та, выговорившись, замолчала.
Они сидели за столом и скромно вечеряли: возвращения кметей ждали токмо через пару дней, и потому яств особых не сготовили. Сестры галдели, словно сороки, придумывая наряды и украшения, которые теперь можно будет взять на ярмарке, и Горазд их даже не одергивал.
— Мне главное, что ты вернулся живым, — мать покачала головой.
— Я сейчас в терем пойду, — отложив в сторону ложку, Горазд смущенно на нее посмотрел, чувствуя себя нашалившим ребенком. — Мы потом с тобой... после... Не могу я тут, пока князь и княгиня там...