Пляска в степи
Шрифт:
Верно говорят многомудрые старики: мужу не место подле жены, пока та рожает на свет новую жизнь. Баба все забудет, как прижмет к груди дитя: и крики свои, и боль, и мучения. Так пошто их мужу слушать напрасно?..
Но Ярослав от бани никуда не ушел. И слышал каждый крик, каждый стон своей жены. И, вестимо, князя никто не осмелился прогнать. А уж как не стало дядьки Крута да старого боярина Любши Путятовича, в тереме и вовсе никого не осталось, кто посмел бы ему указывать в такой час.
Под утро на
— Ступай, князь, — сказала она, и глубокие складки на переносице Ярослава медленно разгладились.
Он взял со скамьи меч в ножнах — воинский пояс он давно с себя снял, как развязал и ремешок, что стягивал волосы, и гашник на портках, и все узлы, чтобы облегчить роды княгини. Нетвердо ступая, словно пьяный, он пригнул голову и вошел в баню. Не заметив ни Любавы Судиславны, ни невестки ее, которые были со Звениславой все это время, он сразу же поглядел на жену.
Он еще никогда не видел ее красивее. Со спутанными, распущенными и мокрыми от пота волосами, в съехавшей на одно плечо рубахе, с алыми щеками и глазами, в которые от усталости и усилий бросилась кровь, Звенислава полулежала, опираясь спиной на стену, и держала в руках младенца, завернутого в старую рубаху Ярослава.
— У тебя сын, — она посмотрела на мужа с сияющей улыбкой. — Я родила тебе сына.
Он кивнул, не володея пока языком, и протянул знахарке свой меч, чтобы перерезать на нем пуповину. Чтобы мальчишка вырос добрым воином.
Когда с этим было покончено, он опустился рядом с женой на колени и крепко обнял их обоих, поцеловав Звениславу в затылок. Его сын недовольно заворчал, слишком тесно прижатый к матери, и та сразу же что-то ему зашептала, погладила пальцем крошечные щеки.
— У него твои глаза, — Звенислава подняла на него сияющий взгляд и, устало вздохнув, прижалась виском к его плечу. — Как мы его назовем?
— Крутояром, — прошептал Ярослав и подивился тому, как хрипло прозвучал его голос. Он дал сыну указательный палец, и тот крепко обхватил его двумя ладошками.
— Совсем ты измаялась, — сказал князь, когда Звенислава еще раз вздохнула, усаживаясь поудобнее.
— Коли б не госпожа Зима, мы бы с тобой уже не говорили, — княгиня поежилась и теснее прильнула мужу, пряча лицо у него на груди. — Она меня спасла.
— Ну что ты, что ты, — он снова поцеловал ее в макушку и указал на сына. — Погляди, какого крепыша ты мне родила. Станет княжить на Ладоге! А может, и не токмо на Ладоге.
Младенец, который ни о чем таком еще не ведал, недовольно завозился и закряхтел. Звенислава поднесла его к груди, и тот сразу же успокоился.
— Отдохни, — Ярослав откинул с лица жены растрепанные волосы и завел ей за ухо. — Отдохни, моя ласточка.
Он вышел из бани, одуревший от счастья,
— Жизнь на жизнь, князь, — сказала она ему, слегка улыбнувшись тонкими губами. Две косы, что лежали ее плечах, поседели до самого последнего волоска, хотя еще накануне в них виднелись и темные пряди.
— Теперь я отдохну. Твоему сыну больше ничего не грозит, — знахарка медленно выпрямилась и столь же медленно зашагала прочь, а Ярослав в странном оцепенении стоял и смотрел ей вслед.
Даже поблагодарить он ее не окликнул. Потом на подворье выскочил Будимир, а за ним подтянулись и другие кмети, хоть толком еще даже не расцвело. Разглядев их радостные, взволнованные лица, князь невольно улыбнулся.
— Княжич! — громко крикнул он и пошел навстречу своей дружине. — Сын! У меня сын!
Толпа заревела ему в ответ, и из уст в уста кмети передавали добрую весть: у ладожского князя родился сын! Ярослав засмеялся, когда возглавляемые Будимиром кмети подхватили его на руки и понесли через все подворье в сторону ворот. Отовсюду доносились радостные крики; кто-то загремел, зазвенел оружием; холопам да чернавкам велели выкатить из подклетей бочонки с хмельным медом.
— На кого похож, Мстиславич? — спросил кто-то, снедаемый любопытством.
— Да ты что, обалдуй, младенцев никогда не видал? Ни на кого они не похожи!
— Дак коли сын, стало быть, на батьку похож, на кого еще!
Подворье гудело радостным роем, и впервые с того дня, как отбила дружина ладожский терем у святополковских прихвостней, вокруг звучали смех и громкие голоса людей, прославлявших своего князя.
Слуги выкатили бочонки прямо на подворье, там же снаружи все наполнили чарки, и прохладный хмельной мед пролился через края на землю.
— Как назовешь, князь?!
— Крутояром! — сказал Ярослав, и ответом ему послужил еще один довольный, радостный крик.
Разбуженные учиненном кметями шумом, на крыльце тереме показались две княжны, сопровождаемые недовольной теткой Бережаной. Она пыталась заставить их остаться в горнице, но девчонки уперлись и ни в какую!
— Батюшка! — требовательно позвала Любава, пытаясь перекричать громких мужей. — Батюшка, у нас родился младший брат?
Ярослав сунул кому-то свою чарку и, подойдя к крыльцу, поднял дочерей, усадив каждую на руку.
— Да, матушка родила вам брата.
— Хочу на него поглядеть! — губы Любавы капризно изогнулись, но отец лишь засмеялся.