По Алтаю
Шрифт:
К непосредственному управлению кочевым населением привлечены его родовые начальники, через которых и производятся все сношения с населением.
Главную заботу чин-сая составляет организация военной охраны границы, для чего имеется несколько караулов, каждый с начальником, китайским офицером -- кя, присылаемым сюда на три года из центрального Китая, как и сам чин-сай. Кя решительно ничего не понимает в местных делах, большую часть времени спит и находится в руках переводчика бойдо, который при ничтожном казенном вознаграждении обычно еще занимается торговлей. Вооружение караула составляют полтора десятка оборванцев; урянхайцев или дербетов, на которых приходится два-три кремневых или фитильных ружья.
Вторая забота китайского сатрапа -- сбор податей, который сильно возрос за последние три-четыре года.
Фактически местное
В последнее время и в Алтайском округе учреждена дорожная повинность, которая состоит в содержании станций (уртеней) на особенно ходовых путях, как, например, между городами Сара-сюмбе и Кобдо. Уртени содержатся на счет населения; они обязаны доставлять китайским чиновникам переменных лошадей и верблюдов бесплатно и, кроме того, выдавать довольствие баранами и по нескольку штук монгольского [?] чая, смотря по чину проезжающего. Если к этому прибавить, что проезжающие чины обыкновенно "сторожатся" над служащими уртени и частенько пускают в ход нагайку, то делается понятно, что население сильно тяготится этой повинностью.
Как мне удалось убедиться из личных разговоров с киргизами, к китайскому правительству они относятся довольно индиферентно; их патриотизм не простирается дальше их племени и родовых властей. Они не имеют сколько-нибудь ясного представления о далеком Пекине с его мандаринами и богдыханом, да, кажется, мало интересуются этим. Чин-сай, любезно беседующий с нами, иностранцами, держится весьма высокомерно с родовыми начальниками. Последние съезжаются к нему в некоторые праздники на поклон и привозят подарки в виде лошадей и т. п., но чин-сай не удостоивает их даже чашки чая.
Глава двадцатая
Экскурсия на ключи Халаун-Араеан. От Уй-чилика до озера Даингол. Разъезд к истокам Синего Иртыша. Разъезд в истоки Черного Иртыша
(4 июля– -28 июля)
Экскурсия на ключи Халаун-Арасан. [4--7 июля экспедиция совершила экскурсию на горячие ключи Арасан, лежащие в долине р. Халаун к востоку от Черного Иртыша. Из Уй-чилика (2 535 м) перевалили в верховье р. Кунгейты, правого притока Черного Иртыша, а оттуда через перевал (2 120 м) прошли в долину р. Черный Иртыш], Полуторачасовой спуск частью лесом, частью по сочным лесным полянам, поросшим высокой прерией из Aconitum NapellusL. Heracleum dissectum Ledb., Bupleurum aureum Fisch, Leuzea cartamoides D. C. и др., привел к узкой поляне на правом берегу Кара-Иртыса. Прозрачная река, обрамленная с одной стороны сочной поляной, с другой -- лесистым склоном, достигает 15--20 сажен ширины и здесь течет не особенно быстро, но немного ниже она уже клокочет на крупных камнях (рис. у стр. 288 и 336). Довольно удобным, хотя и глубоким, бродом перешли на левую сторону. Из двух дорог на Арасан выбрали правую (южную), менее высокую, но немного подлиннее. Круто поднялись на первую гриву, опустились в овраг и сейчас же поднялись на вторую, потом третью, четвертую и только с пятой гривы спустились в долину небольшой речки Уту-булак (рис. на стр. 368). [Из Уту-булака перевалили (2 208 м) в р. Халаун]. Подступившие к потоку скалы то и дело сгоняют тропу с одного берега на другой, и в общем перешли двадцать пять бродов. Халаун не больше 4--5 сажен ширины, и большинство бродов удобны; только один из последних довольно глубок, так что вода почти доходит до седла. Гранитные скалы поросли лиственицами и елями; лес местами погорел лет шесть тому назад; стволы частью повалились и сильно засорили дорогу, что весьма удлиняет путь (рис. у стр. 336).
Перейдя последний брод через Халаун, мы круто поднялись лесистым склоном и попали в крутую покатость под гранитной стеной, усыпанную глыбами камня и тонким песком. Эта покатость имеет сажен сорок длины и около пятнадцати
Каких-нибудь приспособлений для жилья нет; единственная маленькая хибарка из дерева принадлежит амбы Мамию, да и та меньше деревенской черной бани. Больные ютятся в палатках на двух-трех маленьких площадках, откопанных среди камней, без элементарных удобств; а по словам киргизов, здесь иногда скопляются до 200 человек лечащихся, между которыми бывают и русские, о чем свидетельствует надпись на одной из скал. Добавьте к этому отсутствие пресной воды и порядочное зловоние от испражнений и отбросов -- картина получается не из уютных. Киргизы едут сюда, конечно, по собственному диагнозу и лечатся водой от всех болезней -- от желудочных, глазных, сифилиса, порока сердца и т. д.
К открытию ключей приурочена довольно обычная легенда о том, как охотник зимой преследовал раненого оленя, который прибежал к незастывшим ключам, помочил раненую ногу в воде и, понравившись, скрылся. Киргизы говорили, что дальше по склону есть еще ключи, один горячий, другой холодный, которые тоже считаются целебными.
Арасан -- последний пункт, до которого имеется тропа; дальше вниз по Халауну к р. Иолты дорог никаких нет, даже для киргизов. Этому можно поверить, если взглянуть от избушки Мамия на ту головоломную трещину, в которую зарылся Халаун. В связи с недоступностью местности здесь, говорят, в изобилии водятся маралы, медведи и другие звери.
От Уй-чилика до озера Даингол. 9 июля старой дорогой мы вернулись на джайляу Уй-чилик. Вечером я побывал у муллы Шакира, обслуживающего аул Мамия в качестве учителя, священника и, кажется, адвоката. Мулла еще молодой, хорошо выхоленный брюнет, по происхождению турок, получивший образование в Константинополе. Довольно словоохотливый и юркий малый. Главную доходную статью его составляет сопровождение мусульман-паломников в Мекку, куда он возит их через Омск, Самару [Куйбышев], Одессу. С каждого он берет на расходы по 1 200--1 500 руб., заведует билетами, гостиницами и т. п.; в общем ему и самому, конечно, перепадают барыши. Так, например, в последний раз он ездил с шестьюдесятью одним паломником, и общий бюджет поездки достиг 75 000 руб.
В доказательство своей учености и опытности он произнес несколько фраз на ломаном французском языке.
Между прочим мулла Шакир, как и другой татарин-врач, упрашивали меня достать им оспенного детрита. Они упоминали об одном татарине, который явился сюда с детритом и с успехом прививает оспу киргизам-киреям. Киргизы очень охотно уплачивают по барану за прививку, а то и больше; только с бедных он берет по полбарана. В результате у этого заезжего оспопрививателя появилось большое стадо баранов.
От муллы Шакира я еще раз слышал о самовольных поборах, которые под видом податей производит чин-сай. Получается что-то гомерическое и хочется думать, что рассказы муллы сильно прикрашены его собственной завистью и вожделениями хищника.
9 июля. Дневка и бесконечные свидания с наезжающими киргизами, которые, узнав, что я за все плачу или отдариваю, навозили кумыс, масло, каймак (вареные сливки) и т. п. В конце концов мне пришлось отказываться от подношений. Главное неудобство остановок в аулах это то, что посетители постоянно отрывают от дела, заводя нескончаемые разговоры все на одни и те же темы. В этот день я первоначально предполагал съездить к истокам Кара-Иртыса через хребет в верховьях р. Бийкты-сай, но амбы Мамий отговорил меня, посоветовав отдохнуть и указывая, что легче попасть к истокам Иртыша с оз. Даингол, куда лежал наш путь.