По дорогам Вечности
Шрифт:
– Ничего серьезного? Не уволили хоть...
– Пусть только попробуют!
– хмыкнула мама, - Просто, надо кое-что доделать, чтобы впредь к этому не возвращаться.
– Ну, хорошо.
Ей не хотелось говорить про Веригуса и его многочисленные угрозы.
– Ты иди лучше что-нибудь съешь, - посоветовала мне она, - на плите овсянка сварена.
– Хорошо, - улыбнулся я и отправился на кухню, где меня встретил запах свежеоткрытого лака.
Мама прошла следом за мной, потянулась к шкафчику для посуды, чтобы взять себе чашку, и, смотря на меня с какой-то особой нежностью, налила себе воды.
– Что?
– я вопросительно поднял
– Если бы ты знал, как похож на своего отца!
– снова улыбнулась она, как будто это были последние мгновения, что она меня видит.
– И в чем это проявляется?
– я фыркнул. Судя по его изображениям на оставшихся у мамы фотографиях, отец был высоким кареглазым брюнетом.
Высоким, может, я буду, когда подрасту, а вот кареглазым - точно нет. У меня глаза насыщенного синего цвета, точно не такие, как у Прохора Рейли. Брюнетом - если только свои светлые волосы покрашу в какой-нибудь тёмный. Но зачем? Да и кожа у меня гораздо бледнее, чем у отца, и создавалось впечатление, как будто я редко бываю на солнце. Бабки, которые просиживали свои последние деньки возле подъезда на лавочке, и вовсе считали, что я чем-то болен и не получаю необходимых витаминов. Они ведь "спецы" в вопросах здравоохранения, когда утренних передач о здоровье насмотрятся.
– Прохор был хорошим человеком, - ответила мама, - умел понимать людей, всегда помогал им. И ты у меня такой же...
– Ты так говоришь, словно не на работу, а в суд в качестве обвиняемой собираешься.
– Я положил себе овсянки и сел за стол.
– Просто я немного волнуюсь...
– Призналась она, уже в коридоре, надевая свои белые сапожки на шпильках.
– Ты справишься!
– воскликнул я.
– Ты же всегда справляешься, значит и в этот раз тоже.
– Ну, да.
– Кивнула мама.
Затем она взяла сумочку, нашла ключ, вздохнула и вышла из квартиры. Жаль, что я еще не знал, что готовит этот день. Фолия собиралась вовсе не на работу, а на встречу с Веригусом, чтобы расставить все точки над "i", и больше с ним не пересекаться.
Я закрыл дверь за мамой и вернулся к своей овсянке. Уныло поковырявшись ложкой в тарелке, я подумал, что же люди находят в этой прелестной каше? В общем-то, в ней нет ничего необычного. Не понимаю, она же такая склизкая, что представляется, будто в твой рот проникает множество маленьких скользких пиявок, а вовсе не благородная каша аристократов, сваренная из отборных овсяных хлопьев.
– Если хочешь быть здоров, кушай кашу и посещай докторов.
– Возникла в голове дурацкая рифма.
Докторов я посещать не любил. Получалось так, что мама водила меня в поликлинику чуть ли не два раза в месяц, а то и чаще. А все из-за того, что ко мне липла всякая простуда, и я имел свойство температурить неделями. При этом температура обычно не поднималась больше тридцати семи, но и не опускалась до нормальной человеческой отметки. Придирчивый врач не знал, какой диагноз поставить, осматривал меня, ставил ОРЗ, выписывал микстуры и отправлял на всякие прогревания, которые мало помагали. Он злился, что не мог найти причину моего состояния и под конец начал уверять маму, что я симулянт. Мама на это, как правило, обижалась и искала другого врача, история с которым повторялась...
Однажды, мамина знакомая предположила, что, может быть, какой-нибудь недоброжелатель сглаз наложил, и посоветовала обратиться к экстрасенсу. И Фолия решила поступить так, как советовала эта "мудрейшая"
– Вы хотели показать мне этого мальчика, могу сказать сейчас, что у вашего сына, миссис Рейли, плохое будущее.
Тон её ни капли не сожалел о сказанном. Я не знал, бояться или нет, наверное, ожидал сигнал к этой вполне закономерной реакции, а мама насупилась, скрестив руки на груди.
– С чего вы взяли?
– из её голоса пропало всяческое доверие.
– Простите, что так сразу. Иногда я опережаю события.
Я посмотрел на Иллорию, совершенно не понимая, что она хочет этим сказать. Мама готова была уже встать, взять меня за руку и уйти.
– Вы говорите, не стесняйтесь, зачем пришли.
– Экстрасенс вела себя так, словно забыла, что сказала нам мгновение назад.
– Саймон часто болеет, и я подумала, может это как-то связано...
– Но Фолия держалась из последних сил, мечтая, что когда вернется домой, позвонит своей подруге и выскажет много хорошего насчет её "сверхгениальной" идеи. Да и деньги уже заплачены, так что стоит перетерпеть этот показушный сеанс.
– Это не сглаз, - отмахнулась Иллория.
– А очень древнее проклятие, причина которого кроется еще в прошлой жизни этого мальчика.
Моя мама еще сильнее насупилась. Она не верила в то, что мы проживаем множество жизней, в то, что есть душа, которая способна возрождаться, как феникс. Для неё истина была лишь в том, что есть одна единственная жизнь, единственная попытка, которой и остается довольствоваться, несмотря ни на что, и в том, что после смерти ты уже перестаешь существовать. Да и вообще, после смерти тебе уже становится все равно, как именно ты жил. Мысли, чувства, слова, эмоции - всё тлен.
– Однако не значит, что у этого мальчика будет короткая жизнь.
– Поспешила добавить Иллория, вспорхнув со своего места, словно бабочка, во всех своих причудливых кружевах.
– Наоборот, очень и очень длинная. Я не могу определить дату смерти, а это крайне необычно.
Я был даже рад. Страшно, когда кто-то начинает предполагать, в каком именно возрасте ты отбросишь коньки (особенно, когда в момент получения этой не совсем нужной информации тебе всего десять лет), и даже, если это не правда, все равно пугает неслабо. Вот представьте: дожили вы до "радостного" обещанного момента, заранее переделали все дела, морально подготовились, отметив, сколько часов вам осталось быть в своём бренном теле, не зная, сбудется или нет, моля богов, чтобы не этого случилось. И сидите - боитесь кроликом в норке, как идиот.