По дороге к высокой башне. Часть третья
Шрифт:
— Ты понимаешь, чем рискуешь, — спросил Холин, понизив голос, с опаской поглядывая на заполненный солдатами двор, — если тебя узнают…
Он не закончил и только многозначительно покачал головой.
— У меня в кармане прощение Гамона. Я чист перед тайной канцелярией, — ответил я.
— Скорее всего, у Марона на этот счет другое мнение, — проворчал упрямец.
— Оставайся здесь и гляди в оба, — сказал я, засовывая за пояс магический жезл, — я скоро вернусь.
Спустившись по дальней лестнице, я направился прямиком в храмину. Именно там разместилась королевская гвардия, предоставив двор и стены в распоряжение ополченцев и менее знатных дворян. На мне были черненые доспехи, поэтому я надеялся, что приближенные короля примут меня за своего.
Вопросов у меня было множество: не ранен ли Бибон, почему он
Тогда я еще ничего не знал ни про удачно пущенную кочевником стрелу, ни про то, что командование взял на себя Лагон — дядя молодого короля.
Разгромленное войско превратило священное место в казарму и огромный лазарет. Измученные боем дворяне без лишних разговоров занимали любое свободное место. Они располагались на лавках, подоконниках или прямо на полу. Во время битвы многие не обращали внимания на легкие ранения, зато сейчас удары, которые повредили доспехи, но не дошли до тела начинали давать о себе знать. Под кольчугами и кирасами вспыхивали огнем ссадины и ушибы. Обычно отправляясь на битву, бывалые воины закладывали в шлемы чистые старые рубахи, чтобы при случае использовать их в качестве бинтов. Сейчас многие, избавившись от доспехов, перевязывали друг друга. Кроватей в монастырском лазарете всегда было немного, поэтому большинство тяжелораненых сложили в трапезной, а тех, кому не хватило места, устраивали, где придется. Сердобольные монахи пытались оказать им посильную помощь, но лекарственных трав и отваров на всех не хватало. Добровольные помощники торопились поскорее облегчить страдания несчастных. На бинты резали кинжалами и ножами чистые простыни, ломали мебель и расщепляли куски дерева для того, чтобы было чем затянуть сломанные кости. На моих глазах несколько друзей закололи товарища, понимая, что его рана смертельна. Склонившись над бездыханным телом, убийцы спешили сотворить молитву, чтобы объяснить богам свою жестокость. На сверкающих вершинах другая мера для всех деяний человеческих и то, что мы справедливо считаем милостью, там могут воспринять, как великий грех.
И все-таки людей было слишком много. На одно принесенное со двора ведро воды накидывались сразу множество ртов, и оно пустело в одно мгновение. Те, кому не хватило воды, опускали внутрь полоски материи, которые впитывали оставшуюся влагу и потом либо сосали их, либо прикладывали к разгоряченным лицам. Еду тоже расхватывали на лету. Судя по разговорам, кладовые уже опустели, и чем кормить дальше укрывшееся в монастыре войско было непонятно. Обозы остались снаружи и теперь они оказались в руках степняков, а небольшой запас еды, который воины несли с собой в дорожных мешках либо был уже съеден, либо пропал. Многие побросали в бою лишнюю тяжесть в надежде подобрать ее после победы.
Перед уходом старший ключник оставил мне ключи от всех дверей, но я умышленно не стал сокращать путь пробираясь потайными проходами, чтобы лучше понять и запомнить происходящее в храмине. Обойдя первый этаж, я с облегчением обнаружил, что ни Бибона, ни Гамона здесь не было. Это говорило о том, что они, если и пострадали в бою, то не сильно. Многие вошли в ворота монастыря на своих ногах, но теперь катались по полу от боли, призывая всех богов. Всех тяжелораненых, на сколько я понял, оставляли внизу, потому что затаскивать носилки наверх было неудобно и тяжело. И все-таки я не спешил переходить на второй этаж и по несколько раз обошел все комнаты в поисках знакомых лиц. Я хотел расспросить кого-нибудь о том, что здесь происходит, но встреченные мной дворяне были либо ужасно заняты, либо страдали от боли. Заметив в углу пожилого воина, чем-то похожего на Пошуна я пробрался к нему и присел рядом, благо как раз освободилось место — сидевший поблизости гвардеец отправился за водой.
— Здравствуй, — сказал я, опускаясь на пол.
Старик даже не посмотрел на меня. Его неподвижный взгляд был устремлен в одну точку. Со стороны создавалось ощущение, что он что-то внимательно разглядывает на противоположной стене. Если бы я не знал, что на камнях ничего нет, то подумал бы, что он читает какую-то надпись или вглядывается в картину.
— Здравствую, воин, — повторил я и прикоснулся к его плечу.
— Здравствуй, — проворчал дворянин, но так и не удостоил меня взглядом.
— Не скажешь, как здоровье короля?
— Говорят, он жив, — старик облизал
— Куда его отнесли?
— Куда-то на второй этаж.
Безучастность старика, его остановившийся взгляд и безвольная поза заставили меня задуматься.
— Слушай, ты часом не ранен? Может помощь, какая нужна?
Только сейчас гвардеец, наконец, посмотрел на меня.
— Тело мое здорово, — проскрипел он, — но дух полон печали. Иди своей дорогой, воин. Сегодня в бою я потерял двух сыновей.
Я быстро поднялся и осторожно, боясь побеспокоить несчастного старика, оплакивающего свою семью, дружески похлопал его по плечу.
— Держись. Скорблю вместе с тобой.
В коридорах второго этажа было меньше народа. Сначала я подумал, что основная масса солдат осталась внизу, но потом сообразил, что гвардейцы просто разбрелись по комнатам. Здесь было больше жилых помещений, в которых можно было устроиться с относительным комфортом. Вообще на втором этаже было больше порядка, и очень скоро я понял почему. Большинство людей стекалось к покоям владыки. Раньше много лет назад они принадлежали Фифону, а потом в них перебрался настоятель монастыря. Судя по всему, сейчас лучшие комнаты занял король со свитой. Охрану в дверях выставлять не стали, потому что в обители переполненной гвардейцами защищать короля было не от кого, к тому же в опочивальне Марона и так толпилось слишком много дворян. Я быстро прошел мимо, украдкой на ходу заглянув в открытую дверь, но толком ничего не увидел.
Из обрывочных фраз и случайно оброненных слов я понял, что Марон и вправду плох. Он был в сознании, но не вставал с постели. Конечно, в таком состоянии он не мог руководить армией. Собственно именно на это и сетовали большинство встреченных мною дворян. Я ни с кем больше не разговаривал и только слушал. Сейчас я больше чем глазам доверял своим ушам.
Нигде не задерживаясь надолго, я шел все дальше и дальше. Пройдя через галерею, я выбрался в западное крыло. Раньше здесь жили старшие монахи и прибывающие из города паломники. В отличие от комнат обычных братьев эти кельи были просторней и значительно уютней. Ближайшие соратники Марона оценили их по достоинству. Вельможи без спросу заняли комнаты и теперь обживали, словно номера в гостинице. Почти все двери оказались закрыты. Из-за них раздавались громкие голоса иногда полные отчаяния, иногда веселья. Каждый переживал великую битву по-своему. Стараясь не шуметь я пробирался к потайной винтовой лестнице ведущей наверх, пока одна странность не заставила меня неожиданно остановиться. Из приоткрытой двери явственно тянуло свежей кровью и сгоревшим магическим порошком. Конечно, все мы пропахли запахами войны и смерти, но здесь в этом месте я не ожидал учуять ничего подобного. Я огляделся. Поблизости никого не было, поэтому я взялся за ручку, открыл дверь и вошел в келью. То, что я увидел, поразило мое воображение. Комната была полна мертвецов. Без всякого сомнения, это были дворяне и убили их совсем недавно. Я насчитал шесть тел сваленных одно на другое. Все они были без доспехов и оружия, но на стенах, на кровати и даже на витраже окна виднелись брызги крови, что говорило о том, что совсем недавно в этой комнате шел бой. С кем схватились незнакомые воины, и почему их бросили вот так без погребенья, оставалось для меня загадкой.
— Осторожней, — прошептал кто-то у меня за спиной.
Готовый к любым неожиданностям я повернулся и схватился за меч.
В коридоре непонятно откуда появился совсем молодой дворянин. Он был без доспехов, но при оружии. Левая рука гвардейца висела на перевязи, а через всю щеку шел длинный порез. Кровь уже запеклась.
— В чем дело? Кто ты и что здесь делаешь?
— Шшш, — незнакомец приложил палец к губам, — здесь нельзя находиться.
Он отступил от двери и поманил меня за собой в темноту коридора.
Я вышел следом и осторожно прикрыл створку.
— Ты знаешь, кто эти люди? Кто их убил?
Мальчишка опять поманил меня за собой к лестнице и не остановился, пока мы не завернули за угол.
— Стой, — я поймал его за рукав, — отвечай.
Он посмотрел на меня испуганным взглядом и вдруг весь затрясся словно в лихорадке. Зубы его застучали друг о друга.
Я уже видел такое в лагере, когда раненный приходил в себя после предыдущей великой битвы. Некоторые воины теряли рассудок, не выдержав ужасов войны. Кого-то безумие охватывало на время, а кто-то сходил с ума на всю оставшуюся жизнь. Средства от душевной хвори не существовало, но иногда окриком или ударом удавалось вывести несчастного из странного оцепенения.