По дороге к высокой башне
Шрифт:
Спорить с Гамоном никто не стал. Дворяне с радостью согласились с предложением судьи и довольно скоро разошлись по своим делам.
Когда совет закончился, и мы вернулись к нашей стоянке я спросил Ругона, - Как ты думаешь почему Булин промахнулся? Ведь он был великим воином и тем не менее не смог с одного удара убить Марона, а меня только ранил. Ты тоже думаешь, что это боги спасли нас?
Ругон тяжело опустился на одеяло. Воинская сноровка и крепкие латы сберегли старика в бою, он храбро сражался и хорошо держался на совете, но сейчас последние
– Все мы великие воины, - проворчал он, - и хорошо владеем мечом. Но одно дело сразиться с десятком врагов и совсем другое ударить в спину кинжалом беззащитного мальчишку. Вы остались живы только потому, что в последний момент рука Булина дрогнула.
– Но почему?
– не понял я.
– Потому что он был хорошим человеком.
– Что ты говоришь, - возмутился я, - неужели хороший человек пошел бы на такое?!
– Ради высшей цели настоящий воин может пойти на все, что угодно, - отвели Ругон, - Булин промахнулся потому что до последнего момента сомневался в своем решении. Мы уже никогда не узнаем, что на самом деле его остановило - боги или проснувшаяся совесть.
Не скрою слова старика сбили меня с толку. Получалось, что у каждого дворянина свое представление о совести и чести. И как прикажете в этом разобраться?
– Кстати - это и тебе наука, - сказал Ругон, - если решился на поступок отбрось сомнения.
Старик улегся на заботливо приготовленную оруженосцем постель, накрылся плащом и повернулся ко мне спиной.
– А если бы на месте Булина был ты, - спросил я, - ты смог бы убить нас?
– Конечно, - ответил, не раздумывая Ругон.
– Но как же так...
– начал было я, но воин не стал меня слушать.
– Замолчи уже ради всех богов, - взмолился он, - и дай старику поспать.
Утром я не смог встать с постели. Плечо сильно распухло и болело. Лечебная мазь, которой мне вчера в лазарете смазали рану не помогала. Меня терзала лихорадка, я много пил и отказывался от еды. Голова горела огнем, а ноги и руки были ледяные. Несмотря на то, что оруженосец Ругона развел большой костер я все равно дрожал от холода. Я то впадал в странное забытье, то приходил в себя. Иногда в бреду ко мне являлся Химон, иногда Холин. Они что-то говорили мне, куда-то звали, но я не соглашался и тогда мороки рассеивались словно болотный туман. Днем ко мне заглянул ученик лекаря. Мальчишка промыл рану каким-то жгучим настоем, потом смазал мазью и наложил повязку.
– Плохо ему, - сказал оруженосец Ругона, - горит весь. Может быть есть еще какое-нибудь средство?
Мальчишка нахмурился, достал из сумки пузырек и протянул мне.
– Сделай только один маленький глоток, - сказал он, - больше не пей - умрешь.
Я отхлебнул немного и поморщился. Отвар был горький, а на вкус отдавал полынью и еще чем-то непонятным.
– Что за гадость?!
– И ничего не гадость, - обиделся мальчишка, - хорошее снадобье. Теперь спать будешь.
– А рана то у него, как?
– забеспокоился оруженосец.
–
После странного отвара, предложенного лекарем я проспал до самого утра.
На третий день мне стало лучше. По крайней мере я сумел подняться с постели и дойти до деревни, чтобы проведать Марона. Молодого воина перенесли в один из домов, где за ним ухаживала молодая вдова. Племянник Тагона уже пришел в себя, но был еще очень слаб. Увидев меня, он ужасно обрадовался.
– Мне все рассказали, - сказал он, - спасибо тебе.
– Не за что, - ответил я и присел на краешек кровати.
В доме было сильно натоплено, пахло сажей и свежим хлебом.
Марон был очень бледен. Он лежал на животе в одной рубахе, сквозь которую просвечивала тугая повязка.
– Больно тебе?
– Нет. Теперь уже меньше, - соврал мальчишка.
Страшно было представить какие муки испытывал молодой воин. Чтобы заглушить боль я за последние дни выпил столько вина, что хватило бы на целый отряд, а рана у меня была не такая серьезная.
– Что происходит в лагере, - спросил Марон, - а то я тут лежу никого не вижу, ничего не знаю?
Это было не совсем так. Я знал, что Ругон и остальные приходили к нему, приносили гостинцы и справлялись о здоровье, но видимо мальчишка все равно отчаянно скучал. Конечно хорошо, что его перенесли в деревенскую избу, здесь было тепло и сухо, зато в лагере кипела настоящая жизнь.
– Почти все ушли освобождать Паус, - принялся рассказывать я, - а мы с Ругоном остались. Он говорит, что я не выдержу долгого перехода. К тому же мы не можем оставить тебя без присмотра. Гамон сначала сердился на старика, но потом согласился, что так будет лучше. Ты им всем очень дорог. Они беспокоятся о тебе.
Мальчишка всхлипнул от слабости и жалости к себе. Я сделал вид, что ничего не заметил и принялся разглядывать деревенский дом. Комната была чистая и светлая. Похоже вдова спала здесь же, за холщовой занавеской я заметил вторую кровать. Доспехи и оружие юноши положили в изголовье, чтобы при желании Марон мог до них дотянуться. Кто-то уже успел отчистить их от крови и грязи.
– Проклятый Булин латы тебе испортил, - сказал я, - когда поправишься придется отдавать в починку.
– Давно пора, - едва заметная улыбка скользнула по губам Марона, - они теперь все дырявые, как решето.
Он был прав. Сначала эти многострадальные доспехи повредила сабля, ранившая Тагона, потом кинжал Булина.
– Когда приеду домой закажу новые, - сказал мальчишка, - эти не счастливые.
Больше Марон не сказал ни слова. Говорить ему было трудно, зато он с удовольствием слушал мои рассказы о лагерной жизни. Тем не менее в гостях у нового друга я просидел недолго. Юноша был еще очень слаб и скоро принялся "клевать носом".
– Выздоравливай, - сказал я и уходя пожал его горячую безвольную руку.