По дороге к высокой башне
Шрифт:
– Срежьте тела, - приказал он, - сегодня вечером мы их похороним.
– А владыка, - воскликнул я, - вы нашли его?
– Нет, - Ругон снял тяжелую каску и вытер вспотевший лоб, - тела владыки мы так и не нашли.
Война закончилась, и дворяне засобирались домой. С каждым днем в лагере оставалось все меньше воинов. Король распустил войско и люди торопились вернуться в родные края до наступления настоящих холодов. Зима неумолимо приближалась. Все считали, что угроза миновала, но в Паусе все равно оставили для охраны стены около трехсот воинов. В центральной башне установили новые ворота и решетку, а на бывшей базарной площади несколько маркитантов расставили палатки и прилавки. Жизнь возвращалась в Паус. Говорили, что
– Помяни мое слово, - сказал Ругон, когда мы тоже собрали свои нехитрые пожитки и оправились в обратный путь, - скоро здесь опять осядут люди и потекут караваны из столицы. Даже в монастырь скоро прибудет новая братия. Все вернется и станет, как прежде.
– Нет, - задумчиво сказал я, - как прежде уже не будет.
– Смотри на мир шире, - усмехнулся старик, - Паус горел множество раз. Что такое человеческая жизнь по сравнению с веком богов? Десятилетия для них песчинка. Пройдет несколько лет и новые поколения забудут о набеге, и только дряхлые старики станут пугать степняками неразумных детей.
– Неужели мы все забудем, - вскинулся я, - неужели вычеркнем из памяти погибших товарищей?
Старик нахмурился.
– Мы нет, - очень серьезно ответил Ругон, - но у бедняков короткая память. Очень скоро они и не вспомнят о том, как все было на самом деле. Настоящее знание им заменяют песни и сказки.
Старик обнял меня и тяжело оперся на мое плечо.
– А нам с тобой забывать нельзя, поэтому всегда держи меч под рукой.
Добравшись до старого лагеря возле западной стены, мы устроили привал. Ругона измучила тяжелая дорога, от сырости рана в плече опять открылась. Молодой оруженосец тоже с трудом проделал обратный путь. Первую ночь мы провели под открытым небом, а на утро сбежали в деревню. Осень окончательно вступила в свои права - похолодало, начались затяжные дожди, и мы больше не могли оставаться на улице. Вдова, приютившая Марона, пустила нас на постой за две серебряные монеты в неделю, для деревенских жителей это были большие деньги, но не в дом, а в амбар. Теперь, когда оруженосец Ругона сам получил ранение мне все приходилось делать самому: рубить дрова для очага, стирать, готовить еду. Хозяйка согласилась кормить нас обедом, но для трех здоровых мужчин одной трапезы в день было мало, поэтому на деньги Ругона я покупал у местных картошку, сало, колбасу и придумывал из этих продуктов различные блюда. Оруженосец благодарно принимал миску с едой, а Ругон ворчал и обзывал меня белоручкой, скверной стряпухой и отравителем.
За неделю спокойной жизни раны моих новых друзей затянулись, и они принялись собираться в столицу. Королевское войско уже давно покинуло деревню и Ругон хотел, как можно скорее догнать Гамона. Он говорил, что у него впереди много дел.
– Я пойду с тобой?
– спросил я старика.
На самом деле я был уверен в том, что он не захочет отпускать меня, поэтому с вечера уже собрал свои пожитки.
– Нет, - воин замахал здоровой рукой, - тебе туда нельзя. В столице ты привлечешь к себе слишком много внимания. Там слишком много шпионов.
От неожиданности я не сразу нашелся, что сказать. Наверно старик был прав. За долгие годы жизни при дворе он хорошо изучил столицу. Конечно она кишит шпионами короля, но неужели они с Гамоном не смогут защитить меня?
– Что же мне делать, - от обиды я едва не расплакался, - вернуться в Паус?
Я знал, что каждый кто пожелает жить на границе может обратиться к властям ближайшего города и получить от них ссуду на строительство собственного дома и обустройство небольшого участка земли. Некоторые в войске считали это предложение очень выгодным. Участь вернувшихся домой младших сыновей дворянских
– В Паус тебе нельзя, - сказал Ругон, - сейчас там каждый дворянин на особом счету. Начнутся расспросы, и ты попадешься. Нечего мудрить. Ты получил в наследство усадьбу Тагона. Туда и отправляйся.
Конечно это был самый простой путь, но как я стану смотреть в глаза семье погибшего воина. Все это время я гнал от себя мысли о наследстве. На словах все казалось просто - пришел к незнакомым людям и предъявил свои права на дом, но в реальной жизни все могло оказаться намного сложнее.
– А разве там я буду в безопасности?
– заупрямился я, - они тоже станут задавать вопросы, потребуют доказательств.
Казалось Ругон с первого взгляда уловил мои сомнения. Наверно страх написанный на моем лице можно было так же легко прочесть, как слова на пергаменте выведенные большими буквами.
– Никто не станет тебя ни о чем расспрашивать, - примирительным тоном сказал старик, - Тагон жил в глуши и надежнее места для того, чтобы спрятаться тебе не сыскать. К тому же ты пойдешь не один.
Я удивленно уставился на него. Интересно кого это старый хитрец решил навязать мне в попутчики?
– Помоги Марону добраться до дома, - попросил Ругон, - во-первых, другу поможешь, а во-вторых не заблудишься по дороге. Мальчишка хорошо знает те края, а от его усадьбы и до твоей недалеко. К тому же после такого ранения человеку трудно одному проделать длинный путь. Пойдете вместе. И вам веселее и мне спокойней будет.
После всего что нам с Мароном пришлось пережить на поле боя я действительно считал его другом, но у меня не было твердой уверенности в том, что юноша испытывает ко мне такие же чувства. Перед уходом в Паус мы с ним тепло простились, но после нашего возращения он встретил меня холодно. Казалось, что за время нашего отсутствия что-то произошло с молодым воином. Самочувствие его явно улучшилось, рана начала затягиваться и мучившие его сильные боли наконец отступили. По всему выходило, что выздоравливающий юноша должен был пребывать в хорошем расположении духа, но почему-то все выходило наоборот. Он не скрывал, что мое присутствие его раздражает и несколько раз позволял себе отпускать в мой адрес колкие замечания. На вопросы Ругона мальчишка отвечал охотно и часто подолгу не отпускал старика, расспрашивая его о подробностях освобождения Пауса, но стоило мне заглянуть к нему в комнату, как он сразу замыкался в себе и ссылался то на плохое самочувствие, то на усталость.
– Не бери в голову, - сказал мне Ругон, - мальчишке здорово досталось. Не знаю, как бы я сам себя вел после такого ранения.
– Да я понимаю, - ответил я, - просто странно все это. Раньше мы с ним нормально ладили.
– Дай ему время. Рана заживет, и он опять начнет радоваться жизни.
Я не стал спорить со стариком, но в глубине души чувствовал, что рана Марона здесь не причем. Что-то другое мучило юношу. С Холином мне было легко. Простодушный стражник ничего не скрывал и всегда говорил то, что думал, но с молодым дворянином дело обстояло иначе. О чем он грезил ночами мучаясь от боли в жарко натопленной комнате? Какие сомнения и страхи терзали его душу?
Помимо нас к Марону заходил еще один человек. Не знаю участвовал ли он в основном сражении, но на поле боя мы с ним не встречались. Он несколько раз навещал раненного и подолгу засиживался у его постели. Таинственный незнакомец остановился в стороне от деревни в собственном шатре. Он путешествовал не один. Конечно свита его была меньше чем у Гамона, но судя по количеству сопровождающих вельможа занимал высокое положение при дворе. Как оказалось, Ругон успел с ним пообщаться.