По дороге во сне
Шрифт:
Не прошло и нескольких минут прибывания в этом темном месте, как Кейдан рухнул неспособный более двигаться. Тьма окружила его, и он, будто в бреду, стал представлять несвязанные картины. Он не мучился, просто медленно засыпал под градом разных сюжетов, сотворенных мозгом, желающим выжить любой ценной. Эти исходящие секунды Кейдан смотрел вперед и видел только непроглядную тьму, из которой в последний момент его прибывания в сознании появился тот же человек, что заканчивал каждый эпизод сновидения. Сейчас этот человек медленно приближался в своем привычном наряде, полностью скрывающим его. Он размеренно сократил дистанцию, подошел к лежащему Кейдану, склонился и отчетливо проговорил:
— Зачем ты это делаешь? Неужто ты не можешь принять то, что тебе ничего не исправить? Тебе не сбежать, но ты всё равно из раза в
На этом сознания затухло и Кейдан отправился назад в особняк.
Очнувшись, он записал все сказанные ему слова. Переписав услышанное, Кейдан прочел всё несколько раз и невольно задумался над содержанием. Во главе тирады стояла мысль, что истинное желание Кейдана было исчезнуть, оно то и служило рычагом для его заточения в своем сознании. Эту же мысль озвучил старик. Уже дважды прозвучала идея, объясняющая как Кейдан оказался здесь, и оба раза говорили о том, что он сам захотел этого. Но Кейдан отказывался верить в истину этих суждений, предпочитая придерживаться теории, что также озвучил старик. Его слова выстраивали сюжет, внутри которого сломленный человек угодил в ловушку, подстроенную подсознанием. Старик сам сотворил желанное для себя и результатом стала невозможность главной жертвы сбежать. Этого суждения и придерживался Кейдан, обратив лишь толику внимания, на вновь возникшую теорию.
Прочитав, обдумав и забросив, он отправился претворять свою вторую часть плана. Научная литература подошла к концу. Подняв упавший экземпляр, повествующий о жизнеустройстве определенных кусков населения, Кейдан приступил к исполнению задуманного. Сев за стол, приготовив несколько исписанных и чистых листов бумаги, он взял ручку и по заготовленному в голове стал сочинять истории. План был предельно прост. Нужно было составить сюжеты способные настроить сновидения на нужный лад, способствующий поиску выхода из ловушки. Вооружившись некоторыми деталями, вырванными из сновидений, настроенных научной литературой, необходимо было украсить информацию мыслями и историей с подобающим исходом. Затем по окончанию создания прочитать написанное и использовать как настройку для сновидения. Из результата нужно было изъять всё доступное и действовать в соответствии с полученными данными.
Первая история повторила жизнь Кейдана. Всё, начиная от желания что-то создавать, до ловушки, выход из которой трудно найти, переносилось на бумагу. Все события сопровождающие Кейдана на протяжение его жизни, послужили наполнением для главного героя рассказа. Он следовал по уже пройденному пути и лишь конец этого пути отличался. В концовке рассказа, герой находит способ сбежать. Не что-то конкретное, ибо Кейдан не знал, что поможет лично ему сбежать, а именно сам факт, само действия побега воссияло в конце сложенной истории. Герой находит способ через свои рассказы и сновидения. Погружаясь в сон, с заранее заготовленной почвой под сюжет, он исследует миры и находит нечто способствующие его освобождению.
Таким был первый написанный рассказ. Его создания заняло несколько бессонных суток, по окончанию которых, усталость скосила Кейдана. Присев отдохнуть, разминая попутно уставшие глаза, он незаметно для себя выловил плавающую нить подкрадывающегося сна, готового растопить в своих просторах измученное сознание. Сюжет в новом путешествии касался совершенно не того, что хотел Кейдан. В основе воспылавшего сновидения лежали существа, закованные во внешность, способную испугать даже самого прожжённого ценителя ужасов. Они появлялись как по велению судьбы, вырастали перед Кейданом, выражая исключительную угрозу, направленную на фигуру своего создателя. Блуждающим взглядом загнанного зверя Кейдан вылавливал их головы, всюду увешанные торчащими щупальцами, свисающие крылья за спиной, чешуйчатую кожу, натянутую на омерзительные тела, красные глаза и неотвратимую неприязнь к роду человеческому. Эти создания ожили давно, но сугубо в рамках рассказов
Их сопровождал зелёный свет, сменяющейся на разные оттенки лишь тогда, когда сюжет менял действующих персонажей. Так древние боги сменялись людьми, внушающими своими поступками страх, способный соперничать с заданными высотами созданными жуткими существами, ибо то, что делали люди, могло случиться в реальном мире. Это без сомнения пугало даже больше, чем неизвестные создания в статусе могучих богов. Их оттенком был красный.
Затем люди менялись на зверей, звери на природные явления, вырастающие в катастрофы, гнев природы сменялся гневом одного человека, в лице самого Кейдана. Второе я существовало в отдельном мире и мыслило совершенно по-другому, от чего его действия имели большое влияния, несшее за собой определенные последствия. Так, например, убивая невинного человека просто из прихоти, второй Кейдан долго терзался своим поступком. Сначала он задавался вопросами зачем он это сделал, потом, понимая свой поступок, боялся, что за ним придет правосудия, но его не следовало, что позволяло перейти к терзанию по поводу необходимости повторить свое ужасное преступления. Эта жажда пугала больше всего. В этот момент, по сложившемуся обычаю, появился человек в плаще. Он подошел бесшумно, схватил Кейдана, смотрящего за всем происходящим, повернул к себе и четким, звонким голосом, каким говорит пророк или судья, проговорил:
— Ты так близко, но неудача всё же постигнет тебя! Выхода нет, смирись!
Яркий свет пробился сквозь прозвучавшие слова. Глаза окрылись и Кейдан увидел перед собой стол, заваленный листами исписанной бумаги. На них красовался законченный рассказ собственного производства, готовый в любую секунду попытаться спасти своего создателя. Кейдан взял случайный листок, пробежался по строкам написанным примерно в середине, и не вчитываясь в суть, вдруг почувствовал, что выбранное им направления способно сыграть так как ему хочется. Основы для этого суждения он нашел в словах человека, неустанно появляющегося в его сновидениях. Обычно он твердил что выбраться не получится, но в этот раз прозвучали слова, вполне относящиеся к желанному результату. Он сказал, что Кейдан близко, и последний принял эти слова буквально, думая, что он близко к выходу.
Пролетали дни. Сновидения строгим потоком струились одни за одним. Кейдан настраивал их, пытался выжать максимум из своего плана, но его задумке было не суждено исполниться. Сотни сюжетов возникали каждый раз, когда Кейдан засыпая, склонял голову над своим рассказам. Там среди пейзажей, рисовавших иногда то, что нужно, а иногда полную противоположность желанному, он скитался, изучая и впитывая поступающую информацию. Время в сновидение тянулось по-разному, но конец всегда приходил, сколько бы сознание не гуляло в собственных глубинах. Просыпаясь в том же месте, где все предыдущие разы, у Кейдана развилось острое чувство неприязни к этим полкам, потолку, люстре и безмолвной двери, за которой скрывался хозяин, более не появлявшийся. Всё окружения стало омерзительным, за исключением барных полок. Алкогольные напитки стали спутниками Кейдана, помогая скоротать время до следующего сна. Заливая стакан за стаканом, время бодрствования пролетало под руку с чтением рассказов, уносящих сознания на новые просторы, неспособные дать то, что нужно.
Спустя две недели, план всё также не приносил результатов. Бутылки пустели, ускоряя время, и Кейдан незаметно для себя провел четырнадцать дней в одних и тех же действиях. Просыпаясь, он читал и пил до момента пока вновь не заснет. Там, в глубинах самого себя, он бродил по открывшимся мирам и не находил ничего нужного, просто банальное повторения всего написанного, с некоторыми изменениями. Затем он вновь просыпался и процесс повторялся. Так пролетали дни, и на пятнадцатые сутки он наконец осознал тщетность своего плана. Его задумка банально не работала, но он отказывался принимать действительность, ибо тогда слова, звучавшие из раза в раз в конце его сновидений, стали бы безоговорочной истинной, с которой Кейдан не хотел мириться.