По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Контрольный пункт. Пульты, электронно-вычислительные машины, лампочки на табло. Какие-то аппараты чертят какие-то кривые. Господин Халь объясняет, что автоматы контролируют заполнение резервуаров, содержание примесей на каждом производственном этапе, характеристики шлама.
— Шлама много отходит?
— Тридцать тысяч кубометров в год, — ответил Ларс Халь. — Мы обезвоживаем его — и в контейнеры. Посмотрим?
— Посмотрим.
Вязкая маслянисто-черная масса стекает с барабанов. В ней много еще микробов и неуничтожимых активных элементов, сопутствующих отходам современной развитой индустрии. Куда деваются эти ежегодные двадцать железнодорожных эшелонов шлама?
— Вывозим на поля. Пятнадцать крон кубометр. Рассыпаем вокруг города. Микроорганизмы погибают в почве, запах за два-три дня исчезает. Это замечательное удобрение. На нашем шламе хорошо растут овощи.
— Но все-таки это концентрированные соединения, остатки тяжелых металлов…
— Дело новое, непроверенное, — соглашается господин
Да, к сожалению, не знаем. Станция отменная, самая современная, но я, так же как, наверное, господин Халь, если увижу две лежащие рядом морковки, конечно, предпочту из них ту, что выращена подальше от города и этих замечательных шламовых удобрений. Только вот различить их невозможно. Критерием при таком выборе на Западе становится цена Западногерманские хозяйки покупают овощи, снятые с полей орошения, с тридцатипроцентной скидкой. Нам же вряд ли потребуется делать выбор — в Советском Союзе на полях орошения, куда сливаются сточные воды, очищенные от механических примесей, выращиваются только кормовые культуры
— Вы редкий гость в нашей преисподней, — сказал господни Халь, когда мы поднялись наверх.
— Не заметил никакой преисподней, — возразил я. — У вас интересно и ново.
— Но, так сказать, аромат…
— Однако вы-то тут работаете, — сказал я.
— Спасибо.
После такого обмена комплиментами мы пожали друг другу руки, и я полюбопытствовал на прощание:
— А куда девается вся эта сливная вода после вашей сепарации?
— В море. Причем в ней может жить рыба, а в Балтике не везде. Пропадает наше море.
— Балтика не только ваша, — возразил я, — но и наша.
— Вот я и говорю — наше море.
И господин Халь еще раз протянул мне руку. Почему Балтика пропадает?
Балтика… Слово это относится к ряду серьезных, весомых, не поминаемых всуе слов. О том, что такие слова существуют, я заметил еще мальчишкой, в войну, когда пришел в паровозное депо учеником слесаря. По гудку черные котельщики садились у теплых батарей, молча жевали картошку или немногословно вспоминали прошлое. Будто сейчас вижу и слышу, как один старый рабочий, отрешенно глядя в темноту цеха, уходил весь в себя и торжественно произносил: «Сормово!» И все почему-то задумывались вместе с ним.
Балтика! Многовековой ратный труд моего народа, великая северная столица на берегу залива, торговля со всем светом, отечественное кораблестроение, громкие свершения русских мореходов, Петр Первый и Михаил Ломоносов, Пушкин и Ленин, славные питерцы и кронштадтцы, революция, Отечественная война, блокада…
Зная Балтийское море по книгам да кинофильмам, я лишь недавно познакомился с ним лично. Увидел его проливы и шхеры, зелено-серый прибой, белесые горизонты, поплавал по Финскому заливу, пролетел над Ботническим. Это на карте он такой широкий, Ботнический-то, а когда летишь над ним, под тобой совсем будто бы рядом шведские и финские берега с дробной россыпью островов и червячками фиордов. Но вообще Балтийское море довольно внушительно — его береговая линия составляет половину длины земного меридиана, двадцать тысяч километров! Правда, мелковато оно — средняя его глубина всего шестьдесят метров, да и водички в нем маловато — двадцать две тысячи кубокилометров, меньше, чем в любимом моем Байкале. В отличие от славного сибирского моря Балтика соединена проливами с Мировым океаном, но геологическая и гидрологическая природа ее тоже очень любопытна. Раньше я думал, что все моря на свете имеют одинаковый уровень, и с удивлением узнал, что Балтика исключение, на полтора десятка сантиметров она выше уровня Атлантического океана — из-за обилия притока речной воды и малой пропускной способности сливного пролива. Мне всегда представлялось, что печально знаменитые петербургско-ленинградские наводнения происходили из-за балтийских ветров, нагоняющих воду в Финский залив и невское устье. Оказывается, наводнения вызываются и чрезвычайным понижением атмосферного давления над Балтикой, своего рода выпучиванием ее вод и их последующим грозным растеканием, для защиты от которого мы скоро начнем строить в заливе гигантскую плотину. С интересом я узнал о том, что в конце ледникового периода шведские озера Венерн и Меларен, наша Ладога и Онега составляли одно море, что и сейчас берега Балтики быстро поднимаются во многих местах, в частности, в самом дальнем углу Ботнического залива, у шведского города Лулео, в котором растут сибирские кедры, и что морская вода там почти пресная…
Однако больше всего меня заинтересовали и взволновали сегодняшние будни Балтики. Ее судьба, которая, как выяснилось при более близком знакомстве с морем, оказалась непростой, трудной, можно сказать — мучительной. И слово «Балтика» рождает теперь у меня новые, совсем другие ассоциации. Мне показалось, что я заболел Балтикой, как когда-то неизлечимо заболел Байкалом.
Балтика поистине наша — это общее и неделимое достояние всех народов Северной Европы. С этим полузакрытым морем неразрывно связана тысячелетняя гражданская и военная история, экономика и образ жизни датчан, латышей, литовцев, немцев, поляков, русских, финнов, шведов, эстонцев. И вот уже не первый год представители семи государств — Советского Союза, ГДР, Польши, Швеции, Дании, ФРГ и Финляндии — встревоженно собираются то в Стокгольме, то в Киле, то в Хельсинки или другом городе побережья, чтобы обдумать положение,
Да, Балтика почти пропадает — столь непосильную нагрузку довелось ей принять на себя в послевоенные годы. Во всех странах, окружающих Балтику, быстро растет потребление нефти, а главный способ ее доставки — морской транспорт. О том, какие масштабы принимает эта доставка, говорят хотя бы такие факты: за последние двадцать лет объем морских перевозок нефти и ее продуктов судами ФРГ возрос в двадцать раз, а через Кильский канал ежегодно проходит три тысячи танкеров! Потребление нефти в Швеции составляет сейчас более трех кубометров на душу населения в год — значительно больше, чем во многих «нефтяных» странах. Транспортирование жидкого топлива и минеральных масел по воде таит большую опасность. Десятки тысяч отмелей и островов на морских путях Швеции, внезапные густые туманы и другие ухудшения погодных условий, слабое знание шведских территориальных вод командами иностранных кораблей — все это вызывает частые аварии. Танкеры разбиваются о скалы, садятся на мель, сталкиваются. Нередко нефть и ее остатки сливаются в море преднамеренно или по неряшливости. И вот итог — ежегодно фиксируется более двухсот выпусков нефти в шведские воды. Недавно в Стокгольмском архипелаге шведы ввели принудительное лоцманство. Знаешь ты или не знаешь лоцию этой акватории, но, если везешь более двух тысяч тонн нефти либо масел — принимай на борт местного морского проводника. Мера хорошая, но, несмотря на нее, а также на то, что вот уже несколько лет действует международное соглашение об охране балтийских вод от нефтяных загрязнений, южные и западные берега Швеции все сильнее загрязняются нефтью. Необходимо учитывать, что нефть не только выводит из строя пляжи, губит и пригнетает морскую флору и фауну, затрудняет кислородный обмен воды с атмосферой, но и содержит ядовитые вещества.
Можно представить себе, как большие косяки рыбы, подплывшие на кормежку к привычным своим пастбищам, в панике бросаются прочь от губительной воды, забивающей нежные жабры вонючей липкой гадостью. Голодная беспокойная рыба приплывает в новый район моря, а там нет никакого корма, кроме несъедобного, микроскопического, плавающего на поверхности бывшего харча. В таком большом море, как Балтийское, рыба все же пока находит себе пропитание, как-то приспосабливается к ухудшающимся условиям, а вот что делать икринкам, которые могут развиваться только в богатом кислородом поверхностном слое воды? Они плывут вместе с морскими течениями, переплескиваются волнами, гибнут даже при чрезвычайно малом содержании нефти в воде, а чудом уцелевшая икра дает рыб-уродов или мертвых мальков. И есть в жизни рыбьего младенца одно особое, решающее мгновение. Недавно ученые установили, что в момент появления из икринки юная рыбка, чтобы заполнить воздухом плавательный пузырь, должна сделать единственный за всю свою жизнь глоток воздуха. Даже тончайшая пленка нефти не пускает мальков к воздуху, и они миллиардами гибнут, если в районе, где рыбья молодь появилась на свет, танкер разольет по воде содержимое своих отсеков. Нефть к тому же активно поглощает растворенный в воде кислород, без которого не могут выжить и взрослые рыбы; причем один литр нефти забирает кислород из сорока тысяч литров воды. Для Балтики это представляет особую опасность, потому что в прохладных ее водах разложение нефти замедлено.
И если б воды Балтики загрязнялись только нефтью! В береговых ее районах проживает сейчас около двадцати миллионов человек, концентрирующихся по преимуществу в полусотне больших городов, в том числе таких, как Ленинград, Стокгольм, Хельсинки, Таллин, Рига, Гдыня, Калининград, Щецин, Росток, Гданьск, Киль, Любек, Кронштадт, Клайпеда. В этом районе земного шара производится пятнадцать процентов мировой промышленной продукции, здесь самые оживленные в мире порты, проливы, каналы и морские фарватеры. Через Кильский канал, например, проходит каждый год около семидесяти тысяч кораблей. Для сравнения укажу, что общее число судов, пересекающих за этот же срок Панамский перешеек, — всего четырнадцать тысяч. Исключительными темпами развиваются на Балтике пассажирские перевозки. Порты одной лишь Шлезвиг-Гольштейнской земли ФРГ принимают и отправляют за год двадцать пять тысяч судов с пассажирами. Летом по водам Балтики движется более пятисот только крупных лайнеров. Миллионы выходов в море совершают катера, мотояхты, спортивные прогулочные лодки, снабженные стационарными и подвесными моторами.
Скачкообразно увеличивается на Балтике добыча рыбы. За последние десять лет общий улов сельди, кильки, наваги и камбалы удвоился, по сравнению с тридцатыми годами сельди ловится в пять раз больше, кильки — в двадцать. В погоне за редеющими рыбными косяками увеличивается скорость, оснащение, тоннаж и количество рыболовных судов. Сейчас всех этих сейнеров и траулеров, круглосуточно бороздящих Балтику, насчитывается добрый десяток тысяч. К ним следует прибавить бесчисленные моторки рыболовов-любителей, военные флоты и флотилии разных стран, таможенные, спасательные, навигационные, метеорологические и иные специальные суда. Конца-краю не видать этой неостановимой стихии, загрязняющей море отработанным маслом, пищевыми и гигиеническими отходами, выброшенными пластмассовыми емкостями и прочим мусором. В течение трех летних месяцев только в западной акватории моря сбрасывается с судов около ста тысяч тонн твердых отходов.