По городам и весям: путешествия в природу

Чивилихин Владимир Алексеевич

А Бьёрн Гильберг дарит мне подборку газеты «Мильё-фрамтид», показывает свои книги «Цепочка наследственности под угрозой» и «Среда — экономика — политика». Не знаю, что писано в них, но говорит Бьёрн Гильберг интересные вещи:

— Каждый ученый, если он честен и его заботят людские нужды, придет через свою науку к социальным, политическим проблемам. Это касается и тех, кто изучит, как мы используем нашу природную среду, сырье, как мы отравляем живое и как отравляют нас. Я лично сделал вывод, что единственный выход — в социализации средств и способа производства, в плановой экономике…

Мы вышли в крохотный палисадник, где у Бьёриа что-то росло.

«…При настоящих обстоятельствах спокойное буржуазное существование для честного мыслящего человека

возможно лишь в том случае, если он намеренно закроет на все глаза и, отказываясь от всякого общения с людьми, посвятит себя отвлеченным, чисто научным интересам. Но тогда нужно тщательно избегать всякого соприкосновения с действительностью, иначе возмущение несправедливостью, которую можно видеть везде и всюду, будет так велико, что все интересы будут забыты в сравнении с интересами происходящей на наших глазах великой экономической борьбы и искушение самому войти в ряды борцов окажется слишком сильным…»

Эти слова написаны давным-давно одним замечательным русским ученым, прожившим последние годы своей трудной и прекрасной жизни в Швеции и похороненным здесь же, на Северном кладбище Стокгольма. Прошу прощения за невольную грамматическую неувязку — речь в действительности идет не об ученом, а об ученой.

Софья Ковалевская, математик… Снова я вынужден считаться с условностью нашего мышления, закрепленной в языке, — мы можем сказать «трактористка» или «крановщица», но научные звания и должности представительниц так неверно называемого слабого пола обозначаем словами мужского рода: женщина — философ, доцент, механик, петрограф, профессор, кибернетик, академик. Всю свою ослепительную жизнь Софья Васильевна Ковалевская отдала героической борьбе за право служить науке, за равное положение с мужчинами в обществе. Она стала первой русской женщиной-ученым, добившейся своим блестящим талантом и фанатичным трудом мирового признания. К этому человеку редкой духовной и физической красоты, многогранному, яркому, с широкими общественными интересами, тянулись знаменитые ее современники, и она сама стремилась узнать как можно больше крупных талантов и сильных характеров. На своем жизненном пути она повстречала известную английскую писательницу Джордж Элиот, философа Герберта Спенсера, норвежского полярного путешественника Фритьофа Нансена, была знакома с гениальным русским писателем Федором Достоевским и революционером Петром Лавровым, с вдовой Чернышевского Ольгой Сократовной, участниками Парижской коммуны, знала виднейших русских ученых Менделеева, Сеченова, Боткина, Бутлерова, Чебышева, Столетова.

Одаренная девушка, чтобы иметь возможность заниматься наукой, заключила фиктивный брак, ставший позже фактическим, с Владимиром Онуфриевичем Ковалевским и выехала с ним за границу. Ее супруг был основателем эволюционной палеонтологии, последователем Дарвина, считавшего работы русского ученого исключительно важными для науки. Человек он был разносторонний — переводил книги Дарвина и Гексли, издал запретный роман Герцена «Кто виноват?», ездил в армию Гарибальди и корреспондировал из нее, тащил на себе газету «Новое время», директорствовал, хотя и неудачно, в промышленной компании, однако самое важное, что он сделал в жизни, — это несколько блестящих монографий по палеонтологии, а также, мне кажется, то, что прекрасный этот человек помог раскрыться таланту своей жены, проторившей особую стезю в мировой математической науке.

Интересно, что любовь к цифири обнаружилась у Софьи Ковалевской очень рано и случайно — стены ее детской комнаты были оклеены лекциями по дифференциальному исчислению. К сожалению, я с детства ничего в математике не смыслю и о конкретных заслугах Софьи Ковалевской пусть судят специалисты; знаю только, что она дополнила вычисления Лапласа о кольцах Сатурна, — за это и два других математических сочинения со сложными латинскими названиями Геттингенский университет заочно и с высшей похвалой присудил ей степень доктора философии, что Ковалевская нашла свое решение задачи о преломлении света в кристаллах, что после Эйлера и Лагранжа она открыла и математически обосновала новый случай вращения несимметричного гироскопа, и Парижская академия наук удостоила эту ее работу повышенной премии.

Кафедры

научных заведений тогдашней России, да и многих других стран, были закрыты для женщины-ученого, и шведский профессор Г. Миттаг-Леффлер пригласил Софью Ковалевскую, по общеевропейской молве «нигилистку», в Стокгольмский университет, где она проработала семь лет, до самой своей кончины в 1891 году. На погребение пришли русские и шведы. Общие чувства выразил шведский поэт Фриц Леффлер, написавший стихи «На смерть С. Ковалевской»:

Душа из пламени и дум!

Пристал ли твой корабль воздушный

К стране, куда парил твой ум,

Призыву истины послушный?

Попытался я тут выяснить, не осталось ли в университете или в Государственном шведском архиве каких-либо документов или писем Софьи Ковалевской, неизвестных у нас. Узнал, однако, что переписка Софьи Ковалевской с математиками разных стран — примерно шестьсот документов, — хранящаяся в Институте имени профессора Г. Миттаг-Леффлера, давно скопирована, расшифрована, переведена. Основную работу проделала дочь С. В. Ковалевской, умершая в 1952 году. А в следующем году журнал «Огонек» опубликовал неизвестный отрывок из повести Софьи Ковалевской, найденной в архивах Академии наук СССР. Был я тогда студентом-филологом, заинтересовался публикацией и прочел беллетристические произведения ученой. Она мечтала завершить свою повесть о Николае Гавриловиче Чернышевском, да не успела. И еще вспоминаю, что мне пришлись по душе стихи Софьи Ковалевской, написанные вскоре после самоубийства мужа, и разыскал их снова:

Если ты в жизни хотя на мгновенье

Истину в сердце своем ощутил,

Если луч правды сквозь мрак и сомненье

Ярким сияньем твой путь озарил,

Что бы, в решенье своем неизменном,

Рок ни назначил тебе впереди,

Память об этом мгновенье священном

Вечно храни, как святыню, в груди…

Лживые призраки, злые виденья

Сбить тебя будут пытаться с пути;

Против всех вражеских козней спасенье

В собственном сердце ты сможешь найти;

Если хранится в нем искра святая,

Ты всемогущ и всесилен, но знай,

Горе тебе, коль, врагам уступая,

Дашь ты похитить ее невзначай!

Профессор Стокгольмского университета Софья Ковалевская прожила на свете всего сорок одни год… На кладбищенском холме Линдхаген, под высокой старой сосной, — массивный православный крест черного полированного мрамора, стоящий в грубых серых камнях. В расщелинах постамента живут упругие зеленые камнеломки, их кто-то поливает. И что-то возвышенно-романтичное и необыкновенно трогательное было в том, что сюда пришли сегодня наши военные моряки, прибывшие в Швецию с дружеским визитом. Офицеры и матросы возложили на могилу соотечественницы венок из живых цветов…

Однако продолжим коренную нашу тему.

Среда, производство, экономика соединены меж собой тончайшими взаимопроникающими связями. К сожалению, мы не всегда умеем улавливать их. Какое отношение, на первый взгляд, к проблеме охраны природы имеет, скажем, снижение веса автомашины, удлинение срока ее службы, «ходимости» узлов? Самое непосредственное. Мы затратим меньше энергии и труда на добычу руды, выплавку и обработку чугуна и стали, сбережем уголь и кокс, использовав силы и материалы в другом месте, сохраним в атмосфере много кислорода, уменьшим выброс в воздушный бассейн вредных газов, а в водоемы — жидких отравляющих отходов и тепла.