По лезвию судьбы
Шрифт:
— Мне нужен свет, — бросил Давид Исмаилович, доставая из саквояжа фонендоскоп, — будьте любезны, Андрей Георгиевич…
Я был любезен, но едва солнечные лучи проникли в комнату, как моя девочка застонала и закрыла глаза руками: — Режет… Больно.
— Что еще беспокоит? — тихо и бесконечно вежливо поинтересовался Давид, прикладывая серебристый кругляш к груди Ники. Иногда мне казалось, что этого типа мои родители выписали напрямую из Букингемского дворца. Не удивлюсь, если так оно и есть на самом деле.
Уверен, что отец узнает об этом визите, едва врач выйдет
— Горло. Глаза слезятся, нос не дышит, кости ломит…
— Звучит не очень, пернатая, — не выдержал я, моментально словив гневный взгляд. — Но ты не волнуйся, я привел хорошего доктора, он тебя вылечит.
Злись на меня, любимая. Смотри, сверкай глазами. Я адски по тебе соскучился, потому что, пока вы наслаждались видами Мексики, я по — черному сталкерил. Спасибо Роме и его многочисленным фотографиям, на которых ты то и дело появлялась. Одна на фоне ярких пейзажей, вместе с сыном или втроем, но никогда — в паре с Олегом, на этом я и держался эти дни, а ведь готов был сорваться вдогонку.
Мой самый жуткий страх — твое возвращение к Торопову, потому что новость о поездке с ним стала не просто неожиданностью — шоком. Это что, романтическое путешествие? От подобной мысли леденела кровь, воздух застревал в легких. Я больше не могу тебя потерять. Больше не могу…
Лиза… моя маленькая сестренка все — таки столкнула меня в пропасть откровенного разговора. В тот вечер в ее квартире я едва не сдох. Было чувство, что своими руками вскрываю собственную грудную клетку, обнажаясь до предела. Все сказал, забив на последствия. Выжил. Твое «я услышала» и «большая кошка» вдохнули в меня жизнь. Надежда есть.
— Ну что я могу сказать… легкие чистые. Ангина, ринит. Не смертельно, но неприятно, — Давид Исмаилович неспешно убирал в саквояж свои инструменты. — Пора начинать лечение, а не заниматься ерундой, — он бросил взгляд на прикроватную тумбу, где находились спрей от насморка и блистер таблеток. — Вот это можно отправить в мусорное ведро. Нужные медикаменты и назначение я передам через своего помощника. Андрей Георгиевич, будьте любезны, проследите за тем, чтобы все рекомендации исполнялись буквально, а то знаю я нынешнюю молодежь, — он встал с края кровати и посмотрел на Нику. — Едва полегчает — все бросают и бегут на работу. Вы слышите меня, леди? Будете делать то, что я скажу! Сиделка понадобится?
— Обойдусь, — недовольно фыркнула моя пернатая любовь и закашлялась. — Еще чего не хватало. Сама справлюсь.
— Горло сильно раздражено, поэтому сегодня вместо еды леди должна пить куриный бульон, — вещал терапевт, отработанным жестом поправляя очки в тонкой серебристой оправе.
— Хорошо, я закажу.
— Никаких «закажу», Андрей Георгиевич. Нужно сварить бульон без специй с минимальным количеством соли, — уже стоя в дверях заявил Давид и — как мне на миг показалось — улыбнулся. — Ангина у девушки достаточно сильная, плюс раздражение от спрея… придется повозиться с лечением. Может все — таки наймете сиделку?
— Нет! — донеслось гневное со стороны постели. — Обойдусь! Чих!
—
— Спасибо, я постараюсь, — прошептала Ника, кутаясь в одеяло. — До свидания.
— Благодарю, Давид Исмаилович. Вас отвезут куда скажете.
— Несомненно. Передайте батюшке и матушке привет и пожелание здоровья.
— Передам, — ох уж эти церемонии! Давид никогда не уходил быстро, расшаркивался чинно и неспешно. — Всего доброго.
Входная дверь закрылась, мы остались вдвоем.
— Женька меня сдал? — обиженно цокнула любимая леди и закатила глаза. — Промолчать не судьба? Он хуже Ромки, честное слово…
— Это его работа, Ника. А в чем дело? Ты не хочешь меня видеть? — спросил и замер в тревожном ожидании. Она долго молчала, заставляя мое сердце сходить с ума. Неужели сейчас меня попросят уйти?
— Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Нос красный, глаза слезятся, голоса нет, да еще этот кашель дурацкий. Красотка, одним словом, — прошептала, шмыгая носом. — Это просто ужасно…
Я присел на край кровати, где недавно сидел Давид. Рука сама потянулась к ее лицу, убрала упавшие на лоб волосы. Любовь — она ведь не про красоту, она о другом, правда?
Телефон Ники, лежащий на тумбочке, то и дело беззвучно вспыхивал уведомлениями.
— Можно тебя попросить? — тихий шепот я едва расслышал. Любимую клонило в сон, ее глаза закрывались.
— Да, конечно. Что нужно сделать?
— Возьми мой телефон. Рома из Англии фотографии присылает, ты просматривай их, чтобы было видно, что я на связи, ладно? Можешь комментировать, только нейтрально, чтобы ребенок думал, что это делаю я. Ну и вообще, принимай звонки, ладно? Гена — мой зам — в курсе, родителей и сына беспокоить не буду. Это обычная простуда. Ничего страшного, справлюсь. А сейчас я немного посплю, ладно?
Ника смотрела, как я забираю ее яблочный гаджет, назвала шесть цифр пароля, вздохнула и закрыла глаза, а я…
— Что ты делаешь? — выдохнула, сверкнув зелеными глазищами. Да, сейчас они были именно такими, ведьминскими, а не зелено — карими, как обычно. — Я…
Я прикоснулся щекой к ее лбу, вдохнул запах и улетел…
— Температуру проверяю, Ника. Ты не волнуйся, спи. Я рядом.
Рядом… Моя… Зверь внутри довольно рыкнул и дернулся, желая большего. Лечь, прижать ее к себе. Дышать ее запахом, делиться своим теплом, прикоснуться к коже… Стиснув зубы, нацепил на зверя строгий ошейник. Не сейчас, позже. Что там говорил Дава? Бульон? Ну ладно. Окей, гугл, как правильно сварить куриный бульон?
=58=
Я — соня и всегда была такой, но во время болезни превращалась в настоящего сурка и могла дрыхнуть сутки напролет.
— Ника…
Нехотя приоткрыла один глаз, чтобы убедиться, что от Серковского в моей квартире присутствует не только голос, но и он сам. Целиком и полностью. Убедилась, ага, вот он. Царевич сидел на корточках перед моей кроватью. На тумбочке стоял стакан с водой и блюдце с таблетками, а еще — незнакомый спрей — флакон и новая упаковка с бумажными платками.