По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность)
Шрифт:
Собеседником он оказался отменным. Ирине скучать не пришлось, но в какой-то момент пришлось с досадой ощутить некоторую свою ограниченность, что ли, ибо в том, что не касалось непосредственно ее работы (и типично женских тем), а касалось “высоких сфер” – искусства, литературы, живописи – Ира здорово “проседала”. Впрочем, Волконский был достаточно тактичен, чтобы не выпячивать своего превосходства.
На прощание он поцеловал Иру не совсем “по-братски” – в губы. И она поймала себя на желании продлить этот поцелуй, а, может, даже перейти к вещам и более существенным,
Ирина даже испытала легкое разочарование. Одно из двух – либо она ему нравится недостаточно, либо… у него серьезные намерения.
О тактике “медовой ловушки” неискушенной молодой женщине было известно крайне мало, к тому же прочитанные бульварные детективы убеждали читателей, что “медовые ловушки” – исключительно женская прерогатива (тогда как Волконский, куда более сведущий в таких делах, знал минимум трех мужчин – специалистов по “медовым ловушкам” – один “специализировался” на супругах высокопоставленных персон, другой – исключительно на лицах своего пола, а третий был универсалом – бисексуалом).
Тактика “осады” не выносила спешки. Чем дольше “объект” будет ждать и предвкушать, тем лучше.
Конечно, нехорошо руководствоваться расчетом в отношениях с женщиной, но те случаи, когда Волконский расчетом не руководствовался, а шел на поводу у собственных страстей, никогда добром не заканчивались, взять хотя бы Лику, сейчас ведущую “благонравную” семейную жизнь на пару с его бывшим сослуживцем, тогда как с ним, Волконским, у них были сплошные “эмоциональные качели”, взрывы, фейерверки…
…а закончилось все более чем плачевно. Так плачевно, что лишний раз об этом вспоминать не хотелось.
Наконец, Ирочка решилась и сама пригласила Сергея на ужин.
Он пришел с бутылкой испанского вина (контрабандной), желтым сыром (тоже контрабандным) и огромной кистью черного винограда (пояснил – молдавского).
И, конечно, с цветами. Точнее, цветком. Одним. Бархатисто-бордовой полураспустившейся розой.
Эту пошлость (по ее мнению) Ира ему простила. Ибо любовником Сергейоказался таким, что мало кто мог с ним сравниться. А если уж честно, то и сравнивать, по большому счету, было не с кем. Ибо мужчин у Ирочки после развода случалось немного, по пальцам одной руки можно пересчитать (если рука, вдобавок, трехпалая).
И ведь не сказать, что Волконский был таким уж неутомимым “жеребцом”. Просто безошибочно находил те точки (по “ученому”, эрогенные зоны), от ласк которых Ира несколько раз испытала состояние, близкое к экстазу, даже без собственно проникновения.
И, наконец, уснула, ощущая себя сладко измотанной, в объятиях мужчины, которого уже мысленно видела если не супругом, то “избранником” уж точно…
…вот только наутро проснулась в одиночестве.
Он ушел, не прощаясь, пока она спала. Не позавтракав, не попив кофе на прощание. Если б не стоящие на столе на две трети пустая бутылка темного вина и изысканная роза в узкой вазе, можно было решить, что ей вообще все приснилось…
Ни записки, ни
Ира ощутила себя до того уязвленной, что впору было расплакаться.
Еле удержалась от искушения самой набрать его номер и сказать что-нибудь злое и колкое… просто не придумала, что именно сказать.
А ближе к обеду он позвонил сам.
– Прости, что убежал, не предупредив. Ты так сладко спала, было бы варварством тебя будить.
– Что, случился пожар? – съехидничала Ира, хотя в душе, конечно же, ликовала – позвонил все-таки!
– Не пожар. Псина. Собака у меня породы алабай. Ее, точнее, его, это кобель, нужно каждое утро выпускать на улицу, а я на сей раз забыл предупредить своего человека, который это делает в мое отсутствие…
Отлично. Собака породы алабай. Ира в породах собак (за исключением немецких овчарок) не разбиралась от слова “совсем”.
– Извини, пожалуйста, – сказал Сергей так мягко, таким проникновенным голосом, что не извинить было, разумеется, верхом черствости.
И Ира охотно его извинила.
* * *
…и опять Настя, и снова Денис.
…Настя тоже проснулась в одиночестве. Правда, с кухни доносились характерные звуки и запахи готовящейся пищи. В спальню Дэн вошел одновременно с Лордом, которого наверняка успел прогулять. Кажется, возникшая между ними вчера некоторая напряженность сегодня практически сошла на нет. “Но неизвестно, как он будет реагировать, когда я улечу с Горицким в Бельгию”, – с тоской подумала Настя, в очередной раз прокляв собственное неумение говорить твердое “Нет”. Конечно, Горицкий рук распускать лишний раз не станет, давно не “мальчик”, владеет собой отменно, и тем не менее… Как там говорилось в “древнем” советском фильме? “Уходя уходи”?
Вот именно – уходи. А не топчись на пороге, не хватайся за дверную ручку, не оглядывайся…
…и не придумывай предлоги для того, чтобы остаться.
…В ванной комнате она критическим взглядом окинула себя в зеркале. “Девочка-конфетка”… Настолько банальная, что даже скучно. Может, татуировку набить где-нибудь на “интересном месте”? Или бровь с ноздрей проколоть? Или кардинально остричь волосы, заодно перекрасив их в каком-нибудь дикий цвет?
Забавно. В этом случае господин Горицкий уж точно не захочет иметь с ней никаких дел. Ну, а Дэн… Дэн примет ее любой.
Когда она вышла из ванной, Денис почему-то не на кухне ее ждал (с кулинарной лопаткой в руке и шкворчащем на сковороде омлетом), а в комнате. Вертя в пальцах какой-то небольшой прямоугольный предмет.
Настя этот предмет сразу узнала. И мысленно обругала себя последними словами – что, нельзя было убрать подальше? Или вообще выбросить…
– Это что?
Она вздохнула.
– Сам не видишь? Визитная карточка.
– Агентство “Кондор”. Охрана и сыск, – вслух прочел Денис. Перевернул карточку оборотной стороной, – Волконский Сергей Петрович… постой, – нахмурился, – Это тот самый мужик, который меня чуть не переехал?