По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность)
Шрифт:
Видимо, гены. Гены далеких предков, вполне уютно себя чувствовавших в деревенских избенках. И не мечтающих о дворцах.
– Я могу узнать, по какой причине? – мягко спросил Горицкий. Мягкость, разумеется, была обманчивой.
В его взгляде мягкости не было. В цепком и внимательном взгляде светло-ореховых глаз.
“А ведь интересный мужчина”, – отстраненно подумала Настя. Наверняка многие женщины – начиная со служащих его финансовой компании, заканчивая светскими “львицами”, – мечтают заполучить такого…
Такую “добычу”.
А
(Эта дурацкая мысль даже вызвала у нее мимолетную усмешку).
– Мы с Дэном подали заявление, – сказала Настя.
– Заявление в ЗАГС? – голос его приобрел еле заметную хрипотцу.
Она – на сей раз, с удивлением, – вскинула глаза на своего солидного покровителя (патрона).
– Именно.
– Да… – Горицкий несколько секунд просидел неподвижно, потом вышел из-за стола. Приблизился к окну. Сказал, не оборачиваясь (на сей раз голос его звучал глухо):
– И какова причина такой спешки? Ты случаем не беременна?
Настя ощутила жар в щеках.
– Нет! – ответила резче, чем хотелось. – Просто…
Просто мне надоело ощущать себя шлюхой.
Оп. Вот и сказано то, чего говорить не следовало ни под каким видом.
Горицкий резко обернулся. Побледнел.
– Что за бред? Что ты несешь?
Он тоже не слишком себя контролировал. Во всяком случае, раньше столь резких и грубых реплик в свой адрес Настя от него не слышала.
– Ну, содержанкой, – она понизила голос, чувствуя, что лицо продолжает гореть. И мечтая об одном – чтобы этот тягостный разговор, это ненужное объяснение закончились как можно быстрее.
Пусть делает, что угодно – отберет “тачку”, заблокирует ее счета, даже “цацки” заставит вернуть – только оставит ее в покое. Сделает вид, что они не знакомы.
Что ничего не было.
И она останется с Дэном. Со своим светловолосым и сероглазым “тигрой”, который, опустившись на одно колено, “по-рыцарски” бинтует ее распухшую лодыжку и делает вид, что сердится на нее, такую неуклюжую и неспортивную “лыжницу”, тогда как в действительности любит ее, как никто другой. (Включая господина Горицкого с его дорогими подарками. Нет, не подарками – презентами. И его рыночной философией, гласящей – за всё нужно платить. Платить или, на худой конец, расплачиваться.)
– Малыш, – его голос смягчился (Настя подумала – каких усилий ему это стоило?). Он приблизился к ней, присел рядом на банкетку, тихонько взял ее руки в свои. – Мне думается, ты поступаешь… опрометчиво.
Она отвела глаза.
Ну сколько можно? Вероятно, занудство его сына, Егора, в свое время не дававшего ей проходу в глупой надежде на взаимность (которой по определению быть не могло), было унаследовано от отца, по крайней мере, частично.
Господин Горицкий не умел проигрывать, как выяснилось. Или разучился за последние годы, строя карьеру сверх успешного финансиста. Деляги. Финансового спекулянта, если называть вещи своими
Всего лишь спекулянта, несмотря на полученное блестящее образование и уверенное владение светским этикетом.
– Может, не нужно спешить?
Настя мягко, но непреклонно отняла свои руки. Опять потянулась к бокалу, наполненному хрустально чистой, практически родниковой водой.
– Просто подумай, – Горицкий вернулся на свое место за столом и тоже выпил. Только не воды, а баснословно дорогого (коллекционного) вина. Пару глотков. – Подумай хорошенько.
– Я подумала.
– Так ли? – он чуть сощурился, и на сей раз в его глазах мелькнули зеленоватые искорки. “Как у хищного камышового кота”, – отметила она.
– Боюсь, все-таки нет. Знаешь, что? Давай договоримся – ты не станешь делать поспешных шагов, и мы вернемся к этому разговору… скажем, месяца через два. Или, максимум, три. Согласна?
Она вздохнула.
– И что это изменит?
– Возможно, что-то и изменит. Возможно, девочка моя.
“Не твоя, – мысленно огрызнулась Настя, – Ни разу не твоя, по большому счету”.
* * *
Финансист
…Тонкие руки с длинными “музыкальными” пальцами, тонкие лодыжки… хрупкая, почти подростковая фигурка, небольшая (однако, женственная) грудь…
Чуть припухшие, яркие, почти детские губы. Аккуратный прямой носик. И огромные миндалевидные, затененные пушистыми ресницами глаза. Под “соболиными” бровями.
Она сама вряд ли сознает, насколько хороша. Насколько желанна.
Эти завитки темных волос над высоким лбом и у висков. Этот чуть хрипловатый, мягкий, низкий голос…
Эта озорная улыбка.
И кошачья грация в каждом движении.
…Лишь в этот момент он с ужасающей отчетливостью осознал, что совсем не готов ее потерять. Потерять свою девочку.
Которая, казалось, всецело ему принадлежит.
Увы. Лишь казалось.
По-настоящему она принадлежала отнюдь не ему.
…Черт, да что это с ним, в самом деле? Неужто всерьез привязался к этой пигалице? Она ведь, строго говоря, в дочери ему годится…
“Что тебе не помешало быть с ней как с полноценной женщиной”, – ехидно шепнул внутренний голос.
…Где он совершил ошибку? Когда свернул не туда? Как вообще допустил нынешнюю ситуацию?
Ситуацию, в которой отчетливо ощутил себя проигравшим.
Нет. Он не готов ее потерять. Совсем не готов.
…А ведь интуиция изначально нашептывала – не связывайся, эта девочка далеко не проста…
С самого начала. Когда Егор начал за ней активно ухлестывать, а, ничего не добившись, впал в глубокую депрессию.
Ему бы, Горицкому, отправить сынка “на воды” да и забыть. Нет, любопытство взыграло – что ж это за юная нимфа, отвергающая влюбленного в нее мажора?
Любопытство наказуемо, народная мудрость, как всегда, оказалась права.