По нехоженной земле
Шрифт:
так, чтобы человек при относительно хорошей дороге (без торошенных льдов и при
плотном снежном покрове) мог садиться на сани и отдыхать.
Это давало нам возможность при сносных условиях пути делать большие
переходы, сохранять свои силы, чтобы в трудные минуты помогать собакам. При всем
этом управление гружеными санями и упряжкой в любых условиях — очень тяжелый
физический труд, а на плохом пути, даже при умении и большой тренировке ездока,
требуется
14 апреля мы сделали 50,2 километра. Весь путь прошли по прямой линии через
морские льды, не углубляясь в залив Сталина. Недавние метели почти целиком занесли
мелкие торосы, сильно сгладили крупные и превратили льды в волнистую равнину, что
очень облегчило наш путь. Только в семи-восьми километрах от острова Октябрьской
Революции мы опять попали в сыпучий, сухой снег и потрудились как следует. Лагерь
разбили поздно вечером, под стеной глетчера, рядом с мысом Кржижановского.
После отдыха нами овладело странное чувство. Не знаю, чего в нем было больше
— любознательности, отсутствия у нас интереса к раз уже пройденным тропам или
нетерпеливости. Нам казалось, что мы можем сразу выполнить две задачи: в короткий
срок достичь острова Большевик и попутно заглянуть в глубь южной половины острова
Октябрьской Революции. Для этого нам надо было покинуть хорошо знакомый морской
берег с его прибрежными, легко проходимыми льдами и подняться на ледниковый щит,
чтобы, следуя по нему на юг, получить возможность обозреть пространства, лежащие к
востоку от щита.
Лучи яркого солнца били прямо в видимую часть ледника. Склон его блестел,
переливался, представлялся нам снизу чем-то вроде бесконечно широкого шоссе.
Соблазн оказался сильнее здравою смысла, и мы полезли наверх. Так мы нарушили
один из основных наших принципов — единство цели — и за это были наказаны.
Отлогий склон глетчера был невдалеке от стоянки. Мы без особых усилий
поднялись с загруженными санями. Но сверху мы ничего не увидели вдали: мешали
возвышенности ледника, расположенные впереди. Путь оказался покрытым глубоким
рыхлым снегом. Увидев свою ошибку, мы, вместо того, чтобы вернуться назад,
допустили вторую оплошность — принялись искать легкую дорогу на разных высотах
ледникового склона и в конце концов ушли от места, где можно [374] было спуститься
на берег, настолько далеко, что нам уже нелепым показалось возвращаться назад.
Дальше путь стал еще хуже. Собаки отказались тянуть тонущие в снегу сани.
Пришлось впрягаться самим. В результате после невероятно тяжелого 12-часового
рабочего дня
Ночью на возвышенности ледника разыгралась сильная поземка. К утру она
стихла, но дороги не улучшила. Чтобы выбраться на морской берег, нам пришлось еще
20 километров пробиваться по глубокому, рыхлому снегу и пенять на себя за
необдуманный поступок. Так два дня без особой пользы мы работали до седьмого пота,
да еще потеряли при этом хороший переход.
После ночевки на берегу мы были в боевом настроении, намеревались наверстать
потерянное и подумывали о переходе не менее чем в 40 километров. Условия для этого
как будто складывались благоприятные. Метель, всю ночь крутившая снежный вихрь,
улеглась, мела только поземка. Надеясь, что непогода кончилась, мы приготовились к
выступлению. Собаки были уже в упряжках. Вдруг южный ветер вновь покрепчал.
Снежная пыль опять взметнулась на несколько метров. Некоторое время я колебался —
выступать или нет? Но вот по небу поплыли знакомые нам зловещие облака,
напоминавшие своей формой чечевицу. Близился настоящий шторм. Благоразумие и
трезвый расчет на этот раз одержали верх. До того как шторм разыгрался бы в полную
силу, мы смогли бы пройти не более 10—15 километров, а собак, при встречном ветре,
измучили бы не меньше, чем за 50-километровый переход.
Решили выждать на месте. Отпрягли собак, получше закрепили палатку и залезли
в спальные мешки. Посвистывание ветра и шорох снежной пыли быстро убаюкали нас.
Но через два часа нас разбудил отчаянный вой метели. В конце дня разыгрался
настоящий шторм. Даже собаки не решились встать, когда мы резали им пеммикан.
Лишь некоторые, приподняв голову, с вожделением смотрели на куски пищи,
повизгивали, но не покидали належанных мест. Поведение животных было понятным,
— ветер и нам не позволял подняться на ноги. Пришлось проползти вдоль ряда собак и
каждой вложить ее порцию прямо в пасть. Так, не вставая, наши помощники и
поужинали, а мы уползли в палатку, подкрепились супом и снова залезли в мешки.
Новичка могли удручить неудачи, возникшие уже в самом начале похода. Но мы
считали себя старыми полярными волками и знали, что задержки иногда неизбежны,
однако они не могут решить исхода борьбы. [375]
* * *
В 7 часов утра метель все еще бушевала в полную силу, а через три часа наступил
полный штиль.
Снежных вихрей словно и не бывало. Вновь приветливо выглядела Арктика. По