По образу и подобию
Шрифт:
– Тысяч 150-200 серебряных марок, чтобы расплатиться с нами...
– тут же добавил мессер Дзиани.
– Снарядить собственное войско тысяч в десять мечей и присоединиться к походу...
– прямо, как заправский царевич, внес свою лепту мессер Морозини.
– Мессеры, - голос дожа прервал полет фантазии расшалившихся советников.
– У нас еще будет время уточнить детали. Сейчас мы должны ответить сами себе: принимаем ли мы прозвучавший здесь план действий Республики по нейтрализации военной угрозы нашим операциям в Египте, Сирии и Палестине? Равно, как и по перенаправлению
Если "нет", прошу каждого сформулировать свои претензии к плану и обозначить время, необходимое для устранения слабых мест. Если "да", прошу сейчас же, не медля, проследовать в Собор, дабы клятвой на мощах святого покровителя Республики подтвердить свое согласие.
Один за одним, члены Малого Совета Венецианской Республики поднимались со своих мест и направлялись к выходу из гостиной, столь долго служившей им приютом. Вот тоненькая цепочка из десяти закутанных в темные плащи фигур пересекла Площадь Св. Марка. Вот заспанный служитель, гремя ключами, отворил дверь, впуская их внутрь.
И никто не заметил, как легкая тень, сливаясь с ночной тьмой, мелькнула в колоннаде внутреннего двора, просочилась наружу и исчезла в черном бархате ночи.
***
– ... и пусть сам Святой Марк станет свидетелем моей клятвы!
Отзвучали слова оставшегося последним мессера Морозини, и редкая цепочка, состоящая теперь уже из девяти закутанных в темное фигур вышла из храма. Энрико Дандоло остался. Уходить из пустого Собора не хотелось. Что-то держало, не пускало его. Но что это было, и зачем оно его держит - было непонятно.
Старый дож потерянно бродил между колоннами, прикасался руками к Алтарю, к раке с мощами святого покровителя Республики. Огромная пустота Собора ощущалась всем телом и ... неприятно будоражила. Казалось, что висишь как муха в янтаре.
Совсем, совсем один на много дней пути кругом. И огромное, бесконечно далекое око, с любопытством тебя разглядывает. Поворачивая то так, то эдак застывший камешек с заключенным в нем насекомым.
И думает, наверное, - усмехнулся про себя Дандоло, - вот ведь, букашки букашками, а смотри-ка, ползают чего-то, суетятся, крылышки топорщат в разные стороны... И так вот себе, творят историю. Нет, поправил себя дож, - Историю. Не иначе, как с большой буквы.
... и чего им не сидится, - продолжал размышлять он за удивительное око, чего ползают с места на место? Какая сила их гонит?
– Не понимаешь?
– усмехнулся он наивности неведомого наблюдателя.
– Да, где уж тебе понять, из твоего-то далека..!
Есть всего два господина над всем живым... Нет, - снова поправил он себя, - два Великих Господина над всем живым...
Голод и Страх.
Голод гонит львиный прайд по саванне, и нет спасения антилопе! Ведь лишь собственной жизнью может она утолить мучительный ужас голода, сосущий хищника изнутри.
– Дож прислонился к холодной колонне, проникаясь ее спокойствием, невесело улыбнулся собственным мыслям.
– Ну, а разве не такой же голод гонит достойного Орсеоло через пиратские галеры Анатолии, пески Суэца, Красное море, Аравию, Индию в поисках все новых и новых чудесных товаров? В поисках все
– Нет, не такой!
– удивился собственному новому пониманию Энрико Дандоло.
– Насытившись плотью жертвы, львы целые сутки, а то и больше валяются в тени, играют со своими котятами... Хоть целое стадо антилоп может спокойно пастись неподалеку, они будут в полной безопасности.
– Не таков человеческий голод!
– Лоб мессера Дандоло покрылся испариной от осознания огромности открывающейся ему истины.
– Человеческий голод во сто крат страшнее! Ибо он неутолим! И от насыщения только увеличивается... С еще более ужасающей яростью толкая нас на поиски все новой и новой пищи, новых земель, новых рабов, новых богатств...!
– Господи!
– хотелось крикнуть старому дожу в огромную пустоту Собора.
– Да ведь вовсе не лев, эта жалкая, ничтожная кошка, а человек - царь зверей!
– Зверей?
– усомнилось было что-то внутри.
– Зверей, зверей, - подтвердил мгновенно вдруг успокоившийся голос.
– Святоши в рясах называют это алчностью. Смертным грехом...
– Энрико Дандоло презрительно улыбнулся, в полном согласии со вновь обретенным внутренним голосом.
– Глупцы, они не понимают главного! Человек - это просто самый могущественный зверь из когда либо созданных Творцом.
– Ну да, - продолжал развивать он столь очевидную мысль, - Создатель наделил нас разумом, речью... И что с того? Тем точнее наши движения к цели, тем крепче хватка, тем вернее нет спасения жертве!
– И вдруг, будто пропасть разверзлась под ногами, - ... тем неуклоннее наш путь от голода ко все более и более страшном голоду?
– И что же, - дож поднял слепые глаза к уходящему вверх куполу, - спасения нет?
– Ну, отчего же, - глумливо хихикнуло внутри, - конечно есть. Ваши аппетиты, мессер, легко умеряются аппетитами других хищников, что всегда кружат неподалеку! Только зазевайтесь, и они тут же покончат с вашим голодом. Да и с вами в придачу...
– Да, - с облегчением вспомнил дож, отстранившись от поддерживающей его колонны, - Кроме господина Голода есть ведь еще господин Страх. Именно он ограничивает аппетит самого совершенного на Земле хищника, не давая ему превратиться во всепожирающий лесной пожар.
– Да, страх!
– окончательно утвердился в своем новом понимании сорок первый дож Светлейшей Республики.
– Кто лучше нас, венецианцев, знает толк в Страхе?! Ведь первыми строителями Венеции были очень, очень напуганные люди!
Дож весело улыбнулся так здорово все понимающему голосу.
– В самом деле, что пригнало жителей благополучнейших Падуи, Альтино, Конкордии, Аквилей в пески и болота Лагуны?
– Страх!
– Что заставило их бросить веками насиженные места и начать строить новые жилища в окружении кишащих гнусом камышей и соленых топей?
– Страх!
Энрико Дандоло вспоминал, и казалось, скупые строки хроник яркими живыми картинами вспыхивали в возбужденном мозгу. Начало пятого века принесло с собой Алариха и его готов. В 402 году они разграбили и обратили в развалины Аквилеи. Предварительно превратив в пустыню все прилегающие территории.