По образу и подобию
Шрифт:
Иннокентий понимающе кивнул и поднялся из кресла. Придержав за плечи, усадил обратно попытавшегося тоже встать кардинала. Прошелся по комнате. Затем подошел к Соффредо, наклонился и запечатлел у него на лбу легкий пастырский поцелуй.
Удивительное дело, но эта отеческая ласка вдруг разом вымела в душе Соффредо всю горечь и накипь непонимания. Осталось лишь спокойное внимание к тому важному, что сейчас будет сказано.
– Мой бедный Эррико, - Иннокентий ласково улыбнулся, и кардинал невольно ответил на его улыбку своей. Так называла его когда-то мама, особенно когда нужно было
– Ты слишком много времени провел в седле, мотаясь из города в город, из страны в страну, распутывая козни врагов нашей матери Церкви. Такая жизнь приличествует скорее воину, нежели духовному лицу...
– Молчи, сын мой, - мягко остановил он пытавшегося возразить Соффредо.
– Твои труды на благо Церкви воистину бесценны. Но отдавая им всего себя без остатка, ты невольно лишаешь себя возможности размышлять. Размышлять о жизни, о людях, о Боге. То есть, обо всем том, без чего наши земные дела оказываются всего лишь ничтожной суетой.
– Нет!
– Папа вновь остановил встающего кардинала, - это сказано ни в коей степени не в укор. Каждый из нас приносит свою жертву на алтарь Господа нашего. И ты тоже принес свою. Однако за каждой жертвой рано или поздно следует воздаяние, - Иннокентий неожиданно весело улыбнулся.
– Вот мы сейчас и попытаемся в качестве воздаяния восполнить пробелы в твоих богословских размышлениях.
Папа положил ладони на "Евангелие" несколько мгновений лаская пальцами телячью кожу переплета. Затем показал его удивленному кардиналу.
– Скажи мне, сын мой, как переводится название этой книги с греческого языка?
– "Благая весть", - ответил ничего не понимающий мессер Соффредо.
– Верно, - поощрительно улыбнулся Папа.
– Прости за школьный вопрос: а о чем же эта весть?
– О том, - мессер Соффредо решил про себя уже ничему не удивляться, - что Сын Божий, приняв мученическую смерть, стал искупительной жертвой за все грехи погрязших в пороках и невежестве людей.
– Да, это так, - кивнул понтифик и уже сам продолжил.
– То есть, жертва, принесенная Сыном Божьим, искупила весь неисчислимый груз грехов, и люди получили возможность начать жизнь заново, с чистого листа. Взыскуя за безгрешную жизнь не что-нибудь, не какую-то мелочь, а Спасение в жизни Вечной.
– Папа чуть заметно усмехнулся и продолжил.
– Казалось бы, все просто: веди себе дальше праведную жизнь, и вечное блаженство тебе уготовано!
– Ну и как, - после некоторой заминки продолжил Папа, - стала ли жизнь людей намного безгрешнее?
Мессер Соффредо вынужден был лишь отрицательно помотать головой. Слова почему-то отказывались покидать его напряженное волнением горло.
– А почему же это так?
– задал следующий вопрос Иннокентий. Удивительное дело, все вопросы Папы были простые, а вот отвечать на них было мучительно трудно. Слова казались какими-то деревянными, ни в малой степени не отражающими всю сложность скрывающихся за ними смыслов.
– Ну, - начал было мессер Соффредо, - человек несовершенен...
– Стоп!
– тут же прервал его Папа.
– Энрико Дандоло тоже несовершенен? А ведь ты, сын мой, ровно пять минут
– Так в несовершенстве ли человека дело?
– Отче, - взмолился несчастный Соффредо, - вы задаете вопрос, на который у меня нет ответа! И это мучит меня уже который день!
– Полно, - улыбнулся Иннокентий.
– Обещаю, что из этой комнаты ты выйдешь, унося ответ с собой ... Но для начала напомни мне, пожалуйста, первый стих из Нагорной проповеди Господа нашего Иисуса Христа.
– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное...
– знакомые слова легко ложились на язык, унося куда-то все сложности, делая мир простым и понятным.
– Итак, блаженны нищие духом.
– Папа поднял кверху указательный палец и тут же уткнул его в сторону Соффредо.
– А кто это такие, "птохи то пневмати", что переведены с греческого на язык святой нашей Матери Церкви как "нищие духом"?
И вновь простой, казалось бы, вопрос поставил кардинала в тупик. Иннокентий же между тем продолжал.
– Простонародье в темноте своей считает "нищими духом" всяких юродивых и просто сумасшедших. Ты тоже согласен, что Царство Небесное должно принадлежать сумасшедшим?
Господи, от слов понтифика попахивало ересью. Кардинал Соффредо сжал покрепче зубы и помотал головой. Нет, он так не считает!
– Так кто же они, "нищие духом", коим по праву принадлежит Царство Небесное?
– Вопросы Папы били в какую-то одному ему известную точку, Соффредо же пребывал в полной растерянности. Слишком уж все это отличалось от вопросов, решаемых им в повседневной жизни.
– Хорошо, поставим вопрос по-другому, - не успокаивался Иннокентий.
– Можно ли Энрико Дандоло назвать "нищим духом"?
Тут уже Соффредо замотал с головой с полной уверенностью. Действительно, какой же из венецианского дожа нищий духом. Папа, казалось бы, прочитал его мысли, ибо продолжил:
– И впрямь, какой из Дандоло "нищий духом"? Он умен, образован, обладает огромным опытом, изощрен в искуснейших интригах... Нет его дух никак не назовешь нищенским. Он богат и многосторонен, отточен трудами великого Аристотеля, могуч и гибок. Так что же с ним не так? Почему закрыто мессеру Дандоло Царство Небесное?
– Его дух - оружие...
– неожиданно вырвалось у Соффредо. Чему он и сам несказанно удивился. Довольный же Иннокентий поднял вверх указательный палец.
– Вот! Под духом мы все разумеем старый добрый разум. И слова Нагорной проповеди имеют в виду его же.
– Папа на секунду задумался.
– Змее Господь дал яд, орлу крепкий клюв, льву когти и зубы, человеку - разум. Чье оружие сильнее?
Соффредо улыбнулся, признавая правоту наставника. Папа же продолжал.
– Как и любой инструмент, разум может быть направлен для какой угодно надобности. Как на добро, так и на зло. Куда же по большей части направляют люди дарованный им Господом разум?