По осколкам
Шрифт:
Я обвожу рукой болото вокруг нас:
— Просила я или нет, это сейчас неважно. Я все равно здесь, хоть и вынести вопрос на совет была готова.
— Это почему?
— Не знаю, почему твоя семья получила слух о том, будто я из каких-то там лучших. Но даже этот слух надо было подкрепить. Думаю, ссылались на мою работу. В паре. У Основателя пара — это его Мастер. Ты, подозрительная Са-ц, не задумывалась, что стало с моим прежним Мастером, вместо которой сейчас ты? Куда она делась, не хочешь поразмыслить? Сама, без чужих подсказок и надежного семейного заслона?
И тут она самым честным образом
Я не ожидала. Ну еще бы чего-нибудь брякнула, ну руками бы принялась махать или грязь продолжила бы месить. Нет. Стоит, хмурится, чего-то там себе прикидывает. Наверное, размышляет, а могу ли и вправду я ее затащить на окраину и бросить там? а вдруг я так уже от одного ругающегося Мастера избавилась? но ведь узнавали... не могли неверно узнать, старейшая же семья, и она — одна из этой семьи…
— Нет, — наконец заявляет Сатс и ведет плечом, будто чью-то руку с него сбрасывает: — Мы не уточняли, что случилось с твоим Мастером. Но я слышала, что ты скорбишь по ней. Значит, ты о ней заботилась и не хотела ей зла.
Мои брови от удивления ползут вверх.
Сатс продолжает:
— И еще я думаю, что не всегда сам слаб тот, у кого в линии есть слабые. О тебе все-таки говорят хорошо, нет на тебя злящихся. Значит, ты никого не обидела нарочно. Когда мы вернемся, я не буду… Но попрошу тебя провериться, — вдруг заявляет она увереннее. — Все-таки полукровка. Моя семья не обрадуется такому положению, но если ты покажешь хороший уровень… И если все будет в порядке, я вообще никак докладывать не стану. Пойдем потом так же, вместе, будто ничего и не было. Я не проболтаюсь о твоей ошибке. И о твоем отце тоже никому не расскажу.
Это уже просто возмутительно! Шантаж и есть обаяние ее семьи, которым она себе дорогу обеспечивает?
— Ты думаешь, мне нужно защищаться от тебя и твоих доносов?! Я в силу своей семьи, хоть ее больше нет, верю больше, чем в ловкость всех твоих поколений!
Она открывает рот, словно рыба, ищущая спасительную воду, но закрывает — ей нечего сказать.
А вот мне есть:
— Пойми, Са-ц! Нет силы в том, чтобы просто куда-то не пойти, хотя в недеянии бывает мудрость. Сила в том, чтобы преодолеть слабость, если уж встретил ее. Не за мой счет тебе надо преодолевать свои слабости. Ты решила, что все преодолевать буду я. Но полагаться так безоглядно на другого — значит сделать слабой себя. Себя, усвой ты это уже наконец! Мир тебе хороший урок дал, такой, какой на Первом никто не придумает. Если у тебя самой что-то не получилось, то не надо цепляться за обвинения кого-то другого. Не надо орать: «Куда ты смотрела, Инэн? Как ты выбирала дорогу?..» Подумай сама, зачем ты оправдываешь себя и перекладываешь ответственность на меня? Так ли много ты умеешь на самом деле, как про себя думаешь?
— А все-таки глупость своих дел ты признаешь, раз говоришь, что в недеянии мудрость, — опять кривится Сатс. — Ты могла бы просто на тот осколок не ходить, не подставлять нас под опасность. Напомню, что у тебя не было задания провести меня по всем видам наборов и начать с пустого. Ты забыла? Мне не интересны и не нужны просто осколки. Мне нужно чудовище. А там кого было менять? Колючку эту идиотскую?
— Опять пустые амбиции!
Вдруг мне кажется, что от моего крика вздрагивает большое дерево
Продолжаю тише, но с прежней злостью:
— Ты, конечно, считаешь, что ко всему, что тебе твоя семейка нарисовала, кто-то другой должен тебя за руку подвести. Семья выложилась уже, тебя на свет родила, а дальше тебя привели к Старшей. Старшая поставила тебя передо мной, а я должна довести тебя до какого-то чудовища. Желательно редкого, но простой таракан тоже сойдет. Ткнуть в него пальцем. Ты махнешь рукой — и чудо свершится, ты станешь самым молодым Мастером, исправившим искажение!.. Я не спорю, оно неплохо. Но, во-первых, все как-то забыли, что этот путь для тебя небезопасен, хотя все его таким рисуют. А во-вторых, подумай — тебе постарались оформить удобную и спокойную дорогу. А почему? Тебе сказали, что безопаснее — значит, быстрее, проще. Но это просто потому, что никто не поверил, будто сложную и опасную дорогу ты осилишь!
У нее очень красноречиво сжимаются губы в одну бледную линию, рот почти пропадает с грязного лица. Лишь хрусталь глаз сверкает так, что, будь в них источник света, она меня прожгла бы уже лучами ненависти.
— И еще все забыли о том, что мне-то тебя водить зачем? Если я верю в то, что я полезна для мира, что пытаюсь как-то его поддержать, то с такой верой я могу зубы сцепить, но идти дальше. А ты-то мне на кой сдалась?
— Я дам тебе еще один шанс, — шипит мне это чудо, — но последний.
— Ты мне что? — я готова засмеяться. — Ты мне что даешь? Последний шанс? Вот ведь навязали на мою голову… На что шанс?
— На правильный выбор.
Тут до меня доходит, что она совершенно не шутит. И ни словом здесь не шутила. И вообще не умеет говорить несерьезно.
Вот только мне ее слова не принять всерьез. Новая злость — на этот раз дурная и веселая, когда тянет хохотать в голос, — поднимается во мне тяжелой волной, целящейся рухнуть и раздавить.
— Шанс и выбор?.. В каком же уроке вас такой наглости учат? Или на Первом в воздух что-то впрыснули и теперь там принято ждать, когда тебе кто-то что-то подаст? Салфетку, осколок, чудовище?.. Ну уж нет! Я приведу тебя туда, куда мир сам укажет. Моя работа — слушать мир, а не потакать притязаниям твоей семейки.
Отворачиваюсь — надоело смотреть на нее. Раздраженно машу рукой, несколько темных капель с мокрого рукава с плеском падают в болото.
— Хотя, не поведу. Возись с тобой, на руках таскай. Беспомощная полнокровная будет мне еще о силе говорить.
И тут она бросается на меня.
Удар в грудь. Сильный. Падаю.
Удар в спину, в затылок. Плеск, уши заливает, мгновенно глохну. Над моим лицом смыкается густая вода.
Тут только отбиваться. И бить. Бить. Просто, без разума. В живое. В наглое и…
Процарапав себе путь обратно к воздуху, освобождаюсь чуть-чуть и бью еще раз, не глядя. С хватом бью, чтобы вонзиться и выдрать.
Кажется, попадаю ей по рту. Интересно, порвала?
Слышу — вскрикивает и стонет. Ее руки исчезают. Можно сесть, вздохнуть и протереть лицо…
Сатс стоит на четвереньках рядом. Плюется буро-красным, рот у нее разбит, но цел. Я ее сильно достала. Но, видать, мало, раз она сверкает своими хрусталями и со злым:
— Я докажу тебе, что не слаба, — бросается снова.