По рукоять в опасности

Фрэнсис Дик

– Посмотрим, что тут можно будет сделать, – пообещал он.

– Если отыщете мои картины, я напишу ваш портрет.

Он разложил на своем письменном столе рисунки, которые я сделал на вокзале в Далвинне, – портреты четверых ублюдков. Несколько ироническое и задиристое отношение сержанта Беррика ко мне изменилось. Я заметил на его лице неподдельный интерес.

– Напишите портрет моей жены, – сказал он.

– Согласен.

* * *

Неподалеку от полицейского участка находился магазин, который само небо послало туристам.

Там я купил спальный мешок и прочие предметы первой необходимости, без которых жизнь в моей разоренной хижине была бы невозможна, а потом сделал порядочный крюк в сторону почты – узнать, нет ли для меня писем, пришедших за минувшую неделю, и запастись, как всегда, продовольствием и новым газовым баллоном.

– Не желаете ли воспользоваться моим телефоном, мистер Кинлох? – вежливо спросил меня старина Дональд из магазина напротив. – Тот, что снаружи, кажется, опять неисправен.

Я мог бы биться об заклад, что так оно и будет, но, к удовольствию старого плута, один раз все-таки позвонил: в мастерскую, где находилась в починке моя волынка. Спросил, могут ли прислать ее либо на дом Джеду Парлэйну, либо в магазин Дональда Камерона.

Старый Дональд буквально вырвал у меня трубку из рук и сказал, что сам приедет в Инвернесс в среду и лично заберет для меня волынку. Так и договорились. Дональд положил трубку и посмотрел на меня, лучась надеждой.

– Сколько я вам должен? – спросил я, отклонил названную Дональдом сумму и выторговал у него уступку. Сошлись мы на цене, равной минимальной сумме, за которую можно было бы выкупить короля.

– Всегда к вашим услугам, мистер Кинлох. Всю обратную дорогу я ехал под дождем. Сидя в сравнительно комфортабельном «Лендровере», остановленном у самой двери хижины, я включил мобильный телефон. Прием был скверный, но все же терпимый.

В Рединге конторы еще работали. В начале разговора с Тобиасом Толлрайтом я буквально дрожал от волнения, но его уверенный тон успокоил меня.

– Миссис Морден хочет поговорить с тобой. Она организовала встречу кредиторов. По крайней мере они согласились на это.

– Это хорошо?

– Обнадеживающе. – Тоб...

– Что еще?

– Юнг и Аттли. Тобиас расхохотался:

– Он гений, ты еще в этом убедишься. Я не стал бы рекомендовать кого-то ему или его – кому-то, но вы оба в чем-то схожи. Оба мыслите, как бы это сказать... окольными путями, что ли. Вместе у вас хорошо получится. Дай ему шанс.

– Он сказал тебе, что я нанял его?

– Хм... – отозвался Тобиас.

Его растерянность всколыхнула ужасные сомнения в моей душе.

– И, конечно, он не сказал тебе, о чем я просил его? – продолжал я.

– Э-э-э...

– Такого умения держать язык за зубами я не ожидал.

– Дай ему шанс, Ал, – снова беспечным тоном сказал Тобиас.

Все равно уже поздно, подумал я, не стоит ничего менять. Настроение у меня испортилось.

Потом я позвонил Маргарет Морден. В трубке зазвучал ее бодрый голос, четко произносящий слова:

– Я все расставила по своим местам. Кредиторы в шоке. Норман Кворн действительно

ловко сработал. Но я уговорила банк и налоговую инспекцию не спешить. Мы предполагаем снова встретиться в среду, после того как они обсудят дело со своими головными учреждениями. Хорошо уже то, что завод пока что работает и сбывает свою продукцию, получая доход, и пока там действует Десмонд Финч и нынешний главный технолог, завод остается на плаву. – Вы... вы говорили с кредиторами насчет скачек?

– Они поняли, что вы имеете в виду, и обсудят этот вопрос в среду.

– Значит, надежда есть?

– Но они хотят, чтобы сэр Айвэн вернулся к своим делам.

– Я тоже хочу этого, – вырвалось у меня.

– А пока что, однако, вы имеете право ставить свою подпись вместо него. Он непреклонен в том, что делать это можете только вы и никто другой.

– Даже его дочь?

– Я задавала ему тот же самый вопрос. Александр – и никто другой, таково решение сэра Айвэна.

– В таком случае я сделаю все, чего вы захотите от меня, и... Маргарет...

– Да?

– Как вы сегодня одеты?

Наверное, она от удивления открыла рот и не знала, что сказать. Потом засмеялась:

– Кофе со сливками.

– Мягкие, приятные тона?

– Действующие на подсознание. В среду – неяркий, практичный темно-синий костюм. Деловито, но не слишком.

– Дай Бог, чтобы это помогло.

– В самом деле... – В ее голосе появилась неуверенность. – В этом есть что-то странное...

– В чем?

– В счетах пивоваренного завода. Вот оно что!

– Что именно там странного? – спросил я.

– Не знаю. Не могу точно сказать. Как будто ощущаешь какой-то запах, но не можешь определить, что это. – Вы пугаете меня, – сказал я.

– Не волнуйтесь. Возможно, все гораздо проще, чем кажется.

– Я верю вашему чутью. Она вздохнула:

– Тобиас Толлрайт представил данные аудиторской проверки. На него можно положиться. Если бы что-то было не так, он заметил бы это.

– Не спугните кредиторов, – взмолился я.

– Их интересует только будущее – возврат их денег. То, что тревожит меня, – она перешла на полушепот, – в прошлом. Теперь я буду думать об этом перед тем, как заснуть, удачные решения часто приходят в голову ночью, во сне.

Я пожелал ей плодотворных сновидений и, сидя в своей заливаемой дождевыми струями машине, понял, как мало у меня знаний, чтобы ответить на те вопросы, которые встают один за другим. Приходится во многом, слишком во многом полагаться на Тобиаса Толлрайта, Маргарет Морден и Юнга (Аттли).

Мое дело – живопись. Я хотел заниматься своим делом.

Меня тянуло к нему с неодолимой силой, рождаемой сплавом воображения с физическим стремлением почувствовать в своих руках краски. Такое состояние овладевало мною всякий раз, когда возникший замысел казался достойным осуществления: таинственное, необъяснимое побуждение не давало мне покоя, побуждение, которое можно назвать творческим началом. И неважно, стоил ли результат того, чтобы стремиться к нему, или нет.