По шумама и горама (1942)
Шрифт:
Через узкие полоски наделов, расчертивших плодородную землю между дорогой и Дриной, мы добежали за минуту, но буквально на границе прибрежных зарослей нас настигли крики «Стой! Стрелять будем!» — со стороны Любовли скакали не пять, а восемь всадников.
— В воду, по течению вниз!
Холодная майская вода взбодрила сразу, я греб, держа винтовку над головой а-ля Чапаев, отплевывался и надеялся, что у стражи хотя бы пулемета нет.
Первые выстрелы хлестнули по воде, когда нас снесло уже метров на сто и мы старательно гребли в сторону хорватского берега. Мы —
— Держи! — я сунул Марко винтовку, а сам в два гребка добрался до Небоша и поддержал его.
На берегу сверкнули вспышки выстрелов, в воде плеснули фонтанчики — стреляли стражники или четники так себе, но от шальной пули никто не застрахован и когда они вскинули стволы еще раз, я крикнул:
— Ныряем!
— Эй, — булькнул Небош, — не могу!
Но как только пули легли метрах в трех, прекрасным образом спрятался под воду.
Только нахлебался, и дальше мы тащили его вдвоем. По счастью, Дрина тут нешировкая, метров сто, ну сто пятьдесят максимум, да еще на трети пути до берега отмель, на которую мы и выбрались ползком. Но у стражников нашелся толковый командир, он не остался на месте, а прискакал вдоль берега за нами, сократив дистанцию.
Матерясь сквозь зубы, как кистеперые рыбы пошлепали к берегу, плюхаясь в воду при каждом выстреле. Чудес снайпинга от стражи никто не ожидал, но и с обычной стрелковой подготовкой наблюдались проблемы — полсотни, а то и сотня патронов ушли впустую.
Когда мы добрались до берега и на карачках вломились в кусты, Небош не мог отказать себе в злорадстве. Он вытряхнул воду из маузера, протер его, продул и первым же выстрелом положил коня.
Стражники шарахнулись, но тут Небош выстрелил еще раз и, похоже, задел одного из них, судя по вскрику. Еще секунд десять — и наши преследователи предпочли ретироваться, предоставив нас заботам хорватских властей.
Чем эта забота может кончится, мы все очень хорошо представляли и потому следующие полчаса быстро шли или бежали, забираясь все дальше от реки и все выше по склонам. Левый берег Дрины населен заметно реже правого и можно было надеяться, что наша переправа осталась хорватами не замечена или хотя бы оставлена без последствий.
Выбрав тихий распадок, мы развесили одежду на ветвях и принялись за чистку оружия.
— Костер бы не помешал, — поежился Марко.
— А чем разжечь? — чихнул Небош. — Зажигалку я утопил.
— Ничего доверить нельзя, — сыронизировал я и ткнул Марко, — Ты-то хоть нож не утопил?
— Не-е… — радостно оскалился братец и выудил из кучи шмоток каму.
Ладно, пришла пора проверить полученные из телевизора знания. Две плоских деревяшки, гладкий колышек, гибкая ветка и шнурок от ботинка. А еще сухой мох, немножко прошлогодней хвои и «пороха» — мелких еловых сучков. У первобытных людей получалось, должно получиться и у меня. Привязал шнурок к одному концу ветки, накинул петлей на колышек, согнул ветку в лук и привязал шнурок ко второму концу. Поставил колышек на дощечку, сверху прижал второй, подергал туда-сюда — вроде крутится.
— Марко,
Раз-два, раз-два, раз-два… Да, это вам не электронное зажигание и центральное отопление. На экране-то все просто, а тут я аж вспотел, прежде чем добился дымка. Но дальше сил словно прибавилось и уже через минуту Марко, смешно надувая щеки, заставил огонек перекинутся с моха на хвою, с хвои на сучки.
Костерок потрескивал, перед ним на кольях сушилась обувь, а Небош мастерил силок в надежде словить глупую птицу на обед — с едой у нас откровенно погано.
А Марко вот совсем насчет пожрать не заморачивался, лежал с блаженной улыбкой и смотрел на уплывающие в небо струйки дыма.
— Чего ты там высмотрел?
— Да вот чудится мне, что будто рождается из дыма новый мир, новая жизнь. Знакомый и незнакомый, справедливый и безопасный…
— Да ты поэт, братец! — я взъерошил его подсохшие волосы и Марко смущенно замолчал.
Еще полчаса и мы напялили высохшее, подтянули ремни, попрыгали и двинули в сторону, где предполагали найти партизан.
Места, слава богу, вокруг знакомые с прошлого года — не то, чтобы каждый камушек или ручеек известны, но в целом понимание где что имелось. К вечеру мы добрались до дороги Зворник-Братунац и встали перед стратегическим вопросом — идти на голодный желудок дальше или рискнуть, стукнуться в жилье и попросить еды? Черт ведь знает, на кого напорешься.
— Там дальше, за дорогой, катуны на летних пастбищах. У пастухов еда есть, а опасности меньше, — посоветовал Небош.
Мысль дельная, да только не факт, что после зимних боев местные не забросили свои хижины-времянки. Может статься, что мы дойдем, а там вместо людей и телят только лопухи колосятся. К тому же, от хорватских властей можно ждать и такой подлости, что гонять скот на летние пастбища разрешают не только лишь всем, а исключительно лояльным гражданам Независимого государства.
— Не думаю, — отмел мои возражения Небош, — люди тут каждый год, поколение за поколением, на лето в горы поднимаются, им все власти и войны без разницы.
— Давайте я лучше курицу сопру, — вдруг предложил Марко и покраснел, когда мы на него уставились.
— Сопрешь?
— Ну да, мы мальчишками сколько раз набеги на соседские кокошары делали. Когда яйцами разживешься, когда цыпленка прихватишь. Все тихо будет.
И все действительно прошло тихо — квохтанула наседка и все, тишина. Боевая группа, прости господи — карманник, гусекрад и поджигатель немецкого посольства.
Курица на троих не так чтобы много, но нам хватило и, переночевав под деревьями на сытое брюхо, с утра выступили на юг, туда, где по нашему разумению должен действовать Бирчанский отряд.
До его второй роты мы добрались к исходу дня, причем часовые нас прошляпили и опомнились только когда мы дошли до назначенного штабом дома. В поднявшемся грандиозном шухере звучали панические призывы расстрелять четницких лазутчиков (с момента выхода из Крупани Небош обзавелся приличной бородкой), но все прекратилось с явлением Слободана Принципа: