По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина
Шрифт:
Первый же трал принёс добычу. Ящик на палубе заполнился кишащей разноцветной массой. Полтонны. Не плохо, но недостаточно, чтобы сообщать другим судам.
Обычно на одно траление уходит часа два. Из рубки лишь следят, чтобы ничего не случилось. Но что может случиться в открытом море? Здесь же нет подводных камней и коряг! А случалось…
– Эй, Иван, как дела? – Это по международному радиоканалу раздался голос норвежца с проплывавшего неподалёку тоже рыболовецкого судна.
– Ответить? – спросил я капитана.
– Ни в коем случае! –
Только мы разошлись с этим кораблём, как капитан взорвался:
– Да что же он, гад, делает!
Поперёк нашего курса, чуть не в корму траулера, шла подводная лодка.
– Да он же за трал зацепится! Ну-ка, прибавь ходу!
И рассказал, что уже был случай, когда норвежская подлодка запуталась в трале нашего судна, и пришлось таким сцепившимся способом заходить в порт. Тут ведь такая опасность: кто кого и куда перетянет, ещё не понятно…
Поисковое судно уходит в рейс почти на месяц, но мне уже пора возвращаться. А как? Мы так далеко и от родных берегов, и от других судов. Капитан успокоил тем же обещанием: «С попутным доберёшься… Лишь бы шторма не было. Прогноз хороший, ветер слабеет». Да где ж попутный в открытом море найдёшь, коли поисковик бороздит водные просторы в стороне от мест производственного лова?
Вскоре меня предупредили, что завтра будет пересадка: какой-то сейнер идёт в Мурманск и подхватит меня. Этот ближайший попутный транспорт был в… ста восьмидесяти милях от нас. «Утром встретимся», – предупредили меня. Я не поверил.
Но рано утром я увидел на горизонте чёрную кляксу корабля. Стал поспешно собираться. «Да не торопись, позавтракай. Успеешь…» Я и умылся, и позавтракал, а мой попутный транспорт всё ещё двигался и двигался к нам, медленно прибавляя в росте. Когда сейнер приблизился, я посмотрел вниз, на волны, и меня обожгла мысль: как же я буду при такой волне – выше человеческого роста – пересаживаться?
Борт о борт швартоваться нельзя – волна разобьёт. С подветренной стороны спустили ялик. Вместе с боцманом – самым мощным моряком нашего судна. Волна мотала ялик, как скорлупку: то поднимала лодку почти до нашей палубы, то кидала, казалось, в бездну. При очередном подъёме я успел передать в руки боцмана мой кофр с фотоаппаратурой. При следующем – я прыгнул и быстро присел. Полдела сделано. Теперь оставалось преодолеть по волнам метров двадцать до сейнера, пришвартоваться к нему и так же расчётливо перебраться на борт корабля-попутчика. Процесс этот оказался более затяжным: одно дело спускать ялик вдоль борта, а совсем другое – приблизить его при такой волне! Но боцман успешно справился, и вот я на другом судне!
…В порту услышал бодрый голос Эдуарда Хиля из уличного репродуктора:
АЭто – зовущая на подвиги популярная в советские годы песня Станислава Пожлакова на слова Леонида Лучкина. Да, не страшен, коли не бывал в морских переплётах…
Благодаря этому приключению на первой странице «ВТ» появился репортаж о рейсе «Симферополя» (18 ноября 1969 г.). Безо всяких прикрас и выдумок. Но и за скупыми строчками первополосного материала было видно, что будничная работа судна-поисковика полна приключений и опасности. О встречах траулера с иностранными судами на морских перекрёстках, как и положено, умолчал. Как и об обилии бомжей.
Когда я вернулся в Москву и от метро ехал на автобусе, то вдруг обратил внимание, что, несмотря на крутые повороты я, в отличие от остальных пассажиров, не держался за поручни – настолько тело автоматически реагировало на автобусную качку…
Визиты к Эдит Пиаф и к человеку-амфибии
В Москве у редакции «Водного транспорта» была дурная слава. Считалось, что там склочный народ подобрался. До прихода туда, я об этом не слышал. Но в справедливости этих утверждений (хотя бы частичной) я убедился.
При мне был такой конкретный случай. Звонят из райкома партии главному редактору: «Почему это у вас пьяный разгуливает по редакции?» Откуда узнали? Какой-то редакционный доброжелатель доложил. Может, за что-то мстил новому редактору?
Но были и приличные люди. К таким я, в первую очередь, причисляю моего непосредственного руководителя.
Уникальный человеком оказался сосед по кабинету – Юрий Рыжов. В паспорте у него было записано, что родился в Токио. Его отец кем-то там работал. Впоследствии, когда меня уже не было в редакции «ВТ», он устроился «помполитом» на мурманское рыболовное судно. Он сделал то, что я тоже хотел осуществить, побывав в Мурманске. Я намеревался такой моряцкий опыт использовать в творческих целях – написать книжку о рыбацком промысле в море.
Не помню, как точно, по-морскому, называлась эта должность, для которой не требовалось специальной подготовки. «Помполит» числился в ранге какого-то помощника капитана (чуть ли ни первого), отвечал за моральное состояние в экипаже, за политпросвещение.
Написал ли Рыжов, какую-то книжку – художественную или документальную – не знаю. Может, просто устраивался, чтобы заработать деньги на кооперативную квартиру или на машину. Хотя на телеэкране видел его комментарий про рыбацкие дела.