По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина
Шрифт:
Но из шестнадцати страниц две исчезли. Мне их не показали. Судя по соседнему тексту, там лились какие-то обвинения в мой адрес. Предполагаю, что Николаев пытался показать мою недобросовестность, как журналиста, предвзятость и, возможно, даже аморальность поведения во время командировки в Нагорный. Как потом я узнал, эти две страницы Якимов передал нашему коллеге Эдуарду Рыбаковскому и отправил того в Нагорный для проверки фактов на месте. Тот, судя по всему, ничего предосудительного в моём поведении не нашёл, «дело» против меня закрыли, но две кляузные страницы так мне и не показали.
«Герой БАМа» исчез
Книжные меридианы и жизненные параллели
Почему после пяти лет работы в московских редакциях я бросил столицу и уехал в Якутию? Я уже стал профессиональным журналистом – чего же боле? Пиши, печатайся, совершенствуй перо, ищи свою нишу, оседлай какую-нибудь популярную, востребованную тему, расширяй круг знакомств с журналистами, редакциями, книжными издательствами… Москва для карьеры, пожалуй, лучшее место в стране.
Нет, не желание подзаработать на северных надбавках подтолкнуло к этому. Главная причина – охота к перемене мест, стремление познавать жизнь в разных её проявлениях – географических и социальных. Отрыв от насиженного места обостряет глаза и уши. Увлекает новизна во всём: в природе, архитектуре, людях, в их говоре и мыслях… А я ведь давно задумал написать книгу. Или даже несколько книг. Якутия – огромнейший, интереснейший край с экстремальными условиями жизни, с конгломератом человеческих судеб – давала мне шанс. И, работая в Якутске, я решил им воспользоваться.
Сначала придумал тему книги для местного издательства. Я встречаюсь с очень разными по профессии людьми – почему бы не рассказать о них подробнее, не в короткой газетной заметке о «трудовой вахте» и прочих производственных «подвигах»? Книжку так и назвал – «Этюды о профессиях». Она документальная. В ней рассказал не только о разных профессиях через судьбы, мнения и оценки конкретных людей, выбравших их, но и об истории той техники, которой они пользовались, – от швейной машинки до компьютера. И сам узнал много интересного, и читателям поведал…
Не могу сказать, что я доволен этой книжкой (над этой темой надо было бы поработать дольше и глубже). К тому же там есть высказывание, с которым теперь я поспорю. В духе времени я утверждал:
…Когда после революции из России началось повальное бегство буржуазной интеллигенции, то за рубежом эту «потерю генов» считали невосполнимой. Однако дети рабочих и крестьян, таланты из народа сумели двинуть вперед нашу науку, культуру, технику невиданными темпами. Отсталая прежде страна теперь одна из самых развитых в мире, с самым крупным отрядом научных кадров.
Я цитирую это не для того, чтобы развенчать себя прежнего (в этом особой нужды нет), а чтобы показать, что вот все эти сентенции – довольно стандартные для того времени, они – зеркало официальной пропаганды.
Почему-то акцентирую, что убегала именно буржуазная интеллигенция. Была ли в той России другая? И почему-то науку и другие сферы потом вперёд двинули «дети рабочих и крестьян». А как же выходец из семьи священнослужителей великий Иван Павлов, а дети
Ещё одно возражение: царская Россия не была отсталым государством. Да, Первая мировая война нанесла нам большой урон, но до этой вселенской катастрофы наша страна была в десятке самых экономически развитых государств, с высокими темпами развития.
И почему-то мне было невдомёк (опять-таки влияние пропаганды!), что не будь столь массового исхода культурного, самого передового слоя нашего общества, страна добилась бы в своём развитии ещё большего.
Самое печальное следствие многолетнего обеднения генофонда, ухудшения общего культурного развития – невосприятие демократических принципов, вера в успех твёрдого, самодержавного пути развития, согласие жить с веригами всевозможных запретов, поиск духовности не в достижениях культуры и науки, а в церковных канонах, которые склоняют «рабов божьих» к слепому послушанию, к отказу от активного гражданского поведения. И мы с удивлением видим в двадцать первом веке, как, поддержанное даже некоторыми официальными лицами, крепчает мракобесие, отбрасывая нашу великую страну в средневековье, как пытаются нас отдалить от мировой цивилизации…
Но в 1970-е годы я был рад выходу своей первой книжки. Видимо, она понравилась Якутскому издательству, и мне заказали написать о старейшем не горнодобывающем предприятии республики, основанном на базе прежних кустарных промыслов ещё в первой пятилетке, – Якутском кожевенном комбинате. Вышла она под названием «Мы – кожевники». Более привлекательное – так и не придумалось. Хотя можно было бы поиграть на использовании названий: или неординарного сырья для этого производства, или редких профессий, или экзотической кожевенно-меховой продукции.
Удивительное открытие ожидало меня, когда я изучал историю предприятия. Одним из директоров комбината был будущий писатель Франц Таурин. Не очень известный, но всё же – писатель. На выход моей книжки он никак не отреагировал. Он тогда уже жил в Москве. Может, не знал, что вышла такая книга? И никто не сообщил ему из Якутска? Или что-то в моём тексте ему не понравилось, обидело? Сам я не проявил инициативы встретиться с ним, подарить книгу, поговорить о прошлом.
Может, ему было неприятно ворошить прошлое?
Директором кожкомбината он стал довольно молодым – в тридцать лет. Шла война. Не знаю почему, но на фронт его не забрали. Наверно, дали бронь, чтобы сохранить партийца для укрепления кадров. Ветеран комбината Резван Юлборисов рассказывал мне, что сначала Таурин сменил его на должности начальника цеха. Юлборисов был опытнейшим кожевником, но не имел технического образования. А Таурин имел, к тому же до приезда в Якутию поработал на аналогичном производстве в Сарапуле. И довольно быстро из цеха его пересадили в директорское кресло. Потом из директорского он перепрыгнул в горкомовское.