По следу крови
Шрифт:
Всхлипывая и умоляя, она запоминала его: толстое лицо, мясистые губы, борода и усы, рыжеватые светлые волосы, пятно на передних зубах. В его глазах не было жалости. Она чувствовала себя совершенно беззащитной.
Неожиданно парень смутился, отпустил ее, вскочил и убежал. Видимо, у него, как и у многих насильников, семяизвержение случилось прежде, чем он успел расстегнуть штаны.
Такое произошло впервые. Он ощутил небывалый экстаз, порожденный силой. Страх и мольбы жертвы только способствовали этому.
Освобождение подсобного рабочего не слишком насторожило его, но когда начали брать кровь, он встревожился. Он решил поехать в Ноттингем,
20. Эксгибиционист
Термины «социопат» и «антиобщественная личность» часто употребляют как синонимичные слову «психопат». Некоторые поведенческие признаки психопата были установлены МакКордом и МакКордом в 1964 году. К ним относятся: антиобщественное поведение, импульсивность, гедонизм, агрессивность, отсутствие чувства вины, извращенное представление о любви и умение выглядеть внешне вполне нормальным.
Летом 1979 года, когда Кэрол было восемнадцать, она окончила курсы служащих сферы социальных услуг и добровольно пошла работать в детский дом доктора Барнардо в Лестере. Эта благотворительная организация, основанная в XIX веке как прибежище для сирот, со временем превратилась в приют для умственно отсталых детей. Кэрол работала здесь «тетечкой». Девятнадцатилетний Колин Питчфорк тоже добровольно пожелал помочь приюту; он был только на восемь месяцев старше Кэрол, но уже три года работал в пекарне «Гемпшире».
Кэрол приходилось стирать, гладить, убирать дом, Колин же, казалось, выполнял только приятную работу: играл с детьми, организовывал их досуг и пек для них пирожные.
Кэрол была здоровенькой, приятной, общительной девушкой с голубыми глазами, которые сужались до щелочек, когда она смеялась. Колин, напротив, не отличался разговорчивостью, в его изогнутых дугами бровях таилось что-то циничное, отчего казалось, что он постоянно подавляет в себе желание сказать какую-то гадость. Он был крупным, со светло-рыжими волосами, иногда отпускал бороду. Зубы его, кривые, с разводом, напоминали зубцы пилы, но когда он держал рот закрытым, то выглядел вполне прилично.
Совершенно разные Кэрол и Колин, будучи почти ровесниками, сблизились за время работы в приюте. Кэрол сказала даже, что, когда ее родители развелись, Колин стал для нее опорой.
— Он очень застенчивый, пока не познакомишься с ним поближе, — говорила девушка своим подругам.
В августе того же года Колин пригласил ее пойти куда-нибудь выпить. Он редко бывал в питейных заведениях и редко выпивал, но если такое случалось, быстро оживлялся и становился болтливым.
Так Кэрол узнала, что Колин родом из Лестера, что он второй ребенок в семье, которую она считала матриархальной. Его старшая сестра была такая же упрямая, как и мать, и хотела стать врачом и изучать микробиологию и биохимию. А младший брат мечтал стать инженером. Колин, по словам Кэрол, был в семье белой вороной и неудачником.
— Мы жили тогда в деревне Ньюболд-Вердон — я, мама, папа, сестра и брат. Старшая сестра росла большой умницей и считалась маменькиной дочкой. Родители заботились о ней и помогали ей вплоть до двадцати семи лет, пока она училась. А младший брат был еще совсем мальчик, и родители буквально тряслись
Я помню, как мальчики в школе посмеивались надо мной, когда я принимал душ. Я был крупнее их и у меня раньше, чем у других, появились волосы на лобке. Все началось еще тогда. Я помню, что показывал это девочкам прямо у меня дома. Мне тогда было лет одиннадцать. Потом я стал делать то же самое на улице. Показывать незнакомым девочкам. Мне это нравилось.
Затем наступил хороший период в моей жизни. Я ездил в Норвегию с группой скаутов, а когда лидер нашей группы ушел, то старшим назначили меня, с маминой помощью, конечно. В доме я стал настоящим героем. Не каждому удавалось стать лидером группы скаутов в пятнадцать лет! Я и не думал, что все это когда-нибудь кончится. Но через несколько месяцев старшим назначили другого, и меня перестали хвалить.
Мне нравилось изучать английский, но все другие предметы были для меня пустой тратой времени. То же касается и церкви. Моя мама была верующей, но мне это казалось лицемерием. Конечно, я ходил в церковь и даже считался прилежным прихожанином, но мне это не нравилось. Все, чем занимается церковь, — выманивает деньги у старушек и на этом богатеет.
Еще в школе, в шестнадцать лет, я снял фильм о вандализме, и его показали в некоторых местных школах. Обо мне заговорили, я гордился этим, но школу не любил. Особенно мне не нравилось быть «ее братом», как будто только моя сестра — человек, а я — никто. По крайней мере, я еще был скаутом.
Все это Колин рассказывал Кэрол, когда ухаживал за ней. Кое-что она узнала сама. Он признался ей, что любит демонстрировать интимные части тела. Сказал, что это доставляет ему величайшее наслаждение. Но Кэрол старалась не обращать внимания на такие вещи, потому что влюбилась в Колина.
— В первый раз, когда меня застали за этим делом, мать была в ужасе. К нам домой явился полицейский, отругал меня и рассказал, что делать, чтобы избежать подобных случаев в будущем. Бесполезно! Вскоре меня застали вторично, и на этот раз не обошлось без суда и статьи в местной газете; меня выгнали из скаутов. Это было совсем скверно, потому что моя мама в то время возглавляла отряд скаутов в Нъюболде. Правда, мне все-таки разрешили вступить в гленфилдский отряд.
Я мечтал получить королевский орден скаута или даже золотой орден герцога Эдинбургского, чтобы порадовать маму. Но для этого надо было пройти добровольную службу, вот я и пришел в приют доктора Барнардо.
Я проработал там пять лет. Целыми днями ухаживал за умственно отсталыми детьми. Женский персонал приюта не обделял меня вниманием, и мама думала, что я исправился. Я и вправду не делал ничего такого в Гленфилде, пока работал в приюте.
Но иногда возникает такая потребность. Иной раз проедешь пятьдесят или даже шестьдесят миль, прежде чем представится возможность показать… какой-нибудь девчонке. Это то, чего мне постоянно хочется, даже если я не получаю особого кайфа. Самое приятное — неожиданность: ты никогда не знаешь, как это будет. Потом меня застали в очередной раз.