По ту сторону границы
Шрифт:
Это много позже начинаешь понимать, что же она имела в виду. Но сейчас я ей об этом уже не расскажу. Всему своё время, если коротко. Всё надо делать вовремя.
На небе постепенно зажигались звёзды, и расцветал Цветок Ночи – туманность, которая поражала своей красотой, но сейчас, он против воли ассоциировался ни с чем-то прекрасным, а с погребальным венком. Красивым таким, разноцветным, сделанным с душой… вот только ты понимал, что он создан вовсе не для того, чтобы радовать глаз.
По небу с одного
– Тебе нравится? – такой уже знакомый голос вырвал меня из оцепенения.
Айюнар, наконец, заплела свои густые каштановые волосы, перехватив их золотыми с чёрной эмалью украшениями, и лишив ветер возможности безнаказанно с ними играть.
– Ваше небо? – уточнил я.
Она улыбнулась, ведь на небе сейчас расцветал Цветок Ночи – Айюнар.
– Да, - ответила она по-русски.
– Конечно, нравится.
– У вас небо другое? – спросила она, и её вопрос мне показался настолько же наивным, насколько и естественным. Как будто увлечённый ребёнок расспрашивает тебя о твоём путешествии по дальним странам.
– У нас оно – другое. Не такое яркое, более строгое что ли. Особенно там, где я родился и живу… жил, - поправился я.
– А через всё небо ясной ночью, если небо не затянуто облаками, тянется Млечный путь.
– Это что? – искренне заинтересовалась она.
– Так мы называем видимую часть нашей Галактики. Собственно, мы её всю так и называем. Она напоминает разлитое по небу молоко, оттого и Млечный.
– Должно быть, тоже красиво.
– Нет таких ярких красок, как у вас нет, конечно, - сказал я, - но, пожалуй, да, тоже красиво. Особенно, ближе к экватору.
Я услышал какие-то голоса, говорящие хором и доносящиеся откуда-то снизу с палаца и выглянул из угла. Айюнар проследовала за мной.
На плацу и везде, где было свободное место, стоя на одном колене, молились солдаты. Я впервые за всё время пребывания здесь стал свидетелем религиозного обряда. И ничего хорошего он не предвещал. Лишь то, что до утра доживут немногие. И поэтому они молились.
Не все. Были и те, кто в глубокой и не очень задумчивости сидели, где придётся, опираясь на приклады своих автоматов, или методично чистили свои короткие боевые мечи и ножи.
Перед теми, что на плацу, стоял человек в чёрном с золотым плаще и что-то говорил на языке, в котором я слышал лишь отголоски современного языка сайхетов и дайхетов. Слова казались мне, на первый взгляд, понятными, но толком разобрать из того, что говорил человек в чёрном плаще, не мог. Я сообщил об этом Айюнар.
– Это древний язык, - объяснила она. – Тот, на котором когда-то говорили и сайхеты, и дайхеты и ещё некоторые народы, когда осознали себя людьми
Священник, я решил его называть так, держал в одной руке небольшую глубокую пиалу, а в другой кувшин. Произнося слова, он наполнил свою пиалу из кувшина, и все воины, что стояли, преклонив колено на плацу, взяли в руки небольшие серебряные пиалы размером поменьше, что-то вроде походного варианта той, что была у священника.
Среди рядов солдат ходили другие солдаты с накинутыми на плечи длинными темно-фиолетовыми шарфами, расшитых золотыми символами и разливали по пиалам, что держали в руках солдаты, жидкость.
– Вино? – спросил я.
– Чай, - тихо ответила Айюнар, и я ощутил в её голосе нечто, похожее на благоговение. – Священный напиток, дарованный Богом одному из наших пророков, когда он умирал от жажды в пустыне.
Наверное, Сет, который ушёл к уатэйям готовить их с другими погонщикам к сражению, тоже сейчас пьёт священный чай.
Священник поднял свой кубок обеими руками над головой и что-то громко произнёс, и все повторили его слова. И он отпил из своей пиалы, и все тоже сделали по глотку.
Я скосил глаза и увидел, что Айюнар держит в правой руке маленькую круглую фляжку, покрытую тёмно-лиловой эмалью с нанесёнными на неё золотыми символами. Она открыла её, и тоже сделал глоток. Посмотрела на меня.
– Я почти ничего не знаю о твоём Боге, - произнесла она, - и почему люди в твоём мире так жестоко поступили с ним, но буду надеяться, что он поможет не только тебе, но и нам всем. А наш Бог – поможет тебе.
Она протянула мне фляжку и повторила странные слова, которые до этого говорил священник, и я сделал глоток.
Мы не стали целоваться. Не то было место и не то время. Мы соприкоснулись лбами и стояли так, закрыв глаза, думая каждый о своём. И вместе – о том, что возможно мы видим друг друга в последний раз.
Громкий звук боевой тревоги, похожий на рёв рога, заставил нас прийти в себя и быстро взбежать на стену.
Близко к самому горизонту загорались новые звёзды, одна за другой, одна за другой, и вот их уже несколько сотен, а вот уже и тысяча, а вот и все две!
Так загорались факелы, зажжённые кочевниками.
– Сехнет меня разбери! – раздосадованный Сетхар ударил кулаком по камню, цедя сквозь зубы. – Много, очень много! Откуда так много?!
Воины со стены, молча, смотрели на огненную линию.
И она тронулась с места, постепенно превращаясь в настоящее огненное море.
И это море медленно текло в нашу сторону. Пока ещё медленно.
– Началось, - спокойно произнёс Даут, его хладнокровию оставалось лишь позавидовать.
Глава 25. Кандидатура