По ту сторону грусти
Шрифт:
– Вот, чувствуете как бы опухоль?
– Да...
От нервов Алеся была не уверена, что он произнёс слова "как бы". Но буквально только что она прошла УЗИ, а потом безжалостно мяла и щупала себя, поёживаясь от прохлады под белыми сводами (больница размещалась в старинном монастыре). И под пальцами почувствовала уплотнение. Алеся вздрогнула: нажатие ощутилось очень явно.
– Ну вот, это и есть ваша почка.
Ну, блин, ничего себе! Она нащупала её спереди?!..
Может, друзья не зря говорят ей, что она тощая. А может, у неё органы не там, где надо? Чушь собачья...
– Это нефроптоз. Бояться здесь нечего.
Но
– Это просто анатомический дефект.
Ну вот, всё, не как у людей.
– Соединительная ткань слабая, вот в чём дело: почка оказывается плохо закреплённой и перемещается в полости... Заболевание не угрожающее, хотя жить мешает: болевые ощущения, конечно же.
Алеся кивнула, сглотнув. Ещё бы.
– А встречается часто, притом среди женщин, особенно стройных: кстати, резкая потеря веса - серьёзная провокация. Скажите, а как у вас с состоянием духа? Присутствует ли подавленность? Печаль, тревожность, раздражительность?
Алеся впала в секундный ступор. А потом выпалила:
– Постоянно!
Эти слова повисли в воздухе палаты заглавными буквами, капслоком, жирным шрифтом. Алеся действительно пылила на ровном месте, была убеждена, что "страшно жить", расстраивалась, гневалась... короче говоря, жила как-то неправильно. Но иначе не умела, а теперь выяснялось, что не могла.
И она втайне ликовала, аж чуть не подпрыгивала: "Ах так! Ах вот как! Я вовсе не "долбанутая баба"! Да, сложный характер, всё такое - да, я больная, но, слава Богу, не на голову!"
Какое же облегчение, какой упрёк всем тем, кто пытался вменить ей в вину взбалмошность и меланхолию, считая это упрямством, испорченностью и капризом!.. А всё потому, что она вела себя по принципу "моча в голову ударила". Оказывается, "все они" были не просто нетерпимы, но почти что жестоки.
Доктор Русович (так его звали) изложил ей свои рекомендации, успокоил, что до беременности ей вообще не о чем беспокоиться, жить с этим можно, если что - можно и подшить, операция простая, но и обязательной тоже не является, смотреть по самочувствию... Единственное, что опасно - риск развития пиелонефрита.
Господи, и это тоже. Алеся вспомнила детство. Её даже в садик отдали позже, чем надо, из-за этих болячек. А потом снова выпадение из реальности - и ещё около года социализации провалено. Строгий режим, таблетки и травы - именно тогда у неё проснулось первое любопытство к зельям да отварам: всё листала тяжёлую энциклопедию "Лекарственные растения", искала травки на дачном участке и сушила свою добычу на чердаке. О да, и ещё были анализы. И поездки в больницу. Лишь из-за малого возраста в её памяти затёрлись такие яркие детали.
Как же она теперь понимала Юрия Владимировича! Только сейчас сообразила. Странная штука - память и восприятие.
И из-за того, что они были почти товарищами по несчастью, Алеся возликовала и горячо пообещала всем официальным лицам небесной канцелярии, что будет о нём заботиться: толком не знала, как, но уж очень хотела.
А забот ей и без того хватало. Казалось, она всю жизнь была слишком эгоистка, единоличница, и потому уж никак не напоминала Амели с Монмартра, чьё служение - в улаживании чужих судеб. Алеся в упор не понимала тех, кто знай только решает чужие проблемы, а собственных выше крыши, да вот заняться ими некогда. Но в последнее время она то переживала за Андропова, то вычитывала страдальческие ноты Киры, но
Та, казалось, не удивлялась, что её подруга находится в "несуществующем" государстве и ведёт переписку оттуда.
Её мозг и строй мысли находились на грани реальностей, что не всегда успешно скрывалось от социума. Но Лора не походила на клинических игроманов, обалдевающих от простого выхода на улицу и не желающих заниматься ничем "общественно полезным".
Нет, в ней было что-то более возвышенное и более зловещее. Она была заворожена холодным сиянием цифрового света, и самым удачным воплощением для неё был паук в информационной паутине, призрак в эфирном измерении, невидимом, но направляющим почти всё сущее, по крайней мере, в рамках цивилизации...
Алеся как-то назвала её the Gibson girl. Но не потому, что она напоминала изысканных красавиц, вышедших из-под пера американского иллюстратора "прекрасной эпохи" - а потому, что её миром мог бы стать роман Гибсона "Нейромант". Для Лоры самой органичной средой могло бы стать киберпространство. Поэтому она с лёгкостью верила в параллельные миры как уплотнённые информационные кластеры с собственными программами.
Но до такого захватывающего, страшноватого величия в существовании было далеко. И пространство её окружало вовсе не "кибер", а обыкновенное, постсоветское, мегаполисно-окраинное - и поэтому, наверное, самое что ни на есть жалкое. Серые бетонные коробки с клетушками квартир, чахлый двор с гнилым прудиком, возле которого днём непрерывно квасят алкаши, а ночью раздаются крики. Но окружения было мало, есть ведь и другие генераторы уныния, такие, как работа и учёба, Алеся и сама это прекрасно знала.
– Да кинь ты дурное!
– воскликнула она в очередной раз, стукая кружкой по столу.
– Тем более что не нравится. Я, вон, знала бы, каким фиаско обернётся моя работёнка на последних курсах, ни за что бы в это не впрягалась! Ага, бумажками шуршать. Очень надо.
– Да нахер не надо, - мрачно проронила Лора по другую сторону экрана.
– Задрало всё.
– Так хватит это терпеть! Скажи всем "досвидос", и заяви раз навсегда, что ты на это не подписываешься.
– Ага, конечно, но ведь "весь прогресс потеряется", ко-ко-ко, "ради чего всё это было"!
– закатила глаза Лора.
– И колледж, и практика, и работка - вот что имеет значение, а совсем не программерские халтуры и самообразование, посмотри правде в глаза, это всё блажь, в новой сфере ты никто, а менять всё поздно... А я не хочу терпеть закидоны своей поехавшей начальницы, и вообще не хочу быть чёртовым бухгалтером или экономистом!
– "Чёртов экономист" - самая унизительная участь из всех возможных, - ядовито отчеканила Алеся.
– Моё окружение так не думает.
– Ага. Это нормальная участь для человека без особых талантов. Вот послушай. Есть такой писатель, Альфонс Доде. Читала я роман. Молодой человек поехал покорять Париж поэтическим талантом, богемная жизнь, туда-сюда. Но оказался он слабаком, лошарой и бездарем, поэтому его просто потрепало и опустило ниже плинтуса.
– На днище.
– Именно. Зато невесту себе нашёл, дочку лавочника. И новые родственники этого горемыку с днища-то и вытащили. И вот стоит папашка, его утешает: "Ты будешь торговать фарфором". Прикинь? Каково ему! Весь мир обрушился! Вся пошлость мещанства! Нокаут!.. Ну и что, какая мораль?